Михаил Михайлович Морозов

Ученый, лингвист, критик, переводчик, писатель, нашедший свое подлинное призвание в изучении Шекспира.

"Лучшим советским шекспироведом" и просто "представителем Шекспира на земле" называл М. М. Морозова Самуил Яковлевич Маршак.

Все, кто знал Михаила Михайловича, замечали основное в характере этого человека - его одержимость, устремленность; свойства эти были ясно ощутимы уже в пятилетнем мальчике, запечатленном на замечательном серовском портрете.

 "Ты в этот час кручины злой 
 С судьбой своей дерись, 
 Чтобы светящею стрелой 
 Над миром пронестись. 

 Летящей быстро не страшна 
 Ночей немая тень, 
 И там, где упадет она, 
 Начнется новый день".

Эти строки, написанные М. М. Морозовым в июле 1948 года, можно поставить эпиграфом ко всей его жизни. "И вся эта жизнь от ранней зари до раннего заката", - как сказал о нем в своем вступительном слове, открывая вечер памяти Михаила Михайловича в связи с его 80-летием, С. Наровчатов, - "была пронизана искусством, поэзией, литературой".

Его первое появление в Кабинете Шекспира ВТО было так же стремительно, неожиданно, как и все, что он делал.

Был сентябрь 1937 года. Я только что переступила порог большого, просторного кабинета на шестом этаже ВТО в качестве старшего референта Шекспировского кабинета и была в совершенной панике: передо мной лежало письмо, в котором было по меньшей мере двадцать вопросов, требующих срочного ответа; они были связаны с постановкой "Отелло" в одном из крупных периферийных театров. Но тут мне повезло. Открылась дверь и в кабинет вошел... Кнуров. Да, воочию передо мной предстал известный персонаж пьесы Островского "Бесприданница". Медлительный, представительный, несколько старомодный, с трубкой в зубах, он подошел ко мне и учтиво представился: "Филиппов, Владимир Александрович. Мы с вами соседи, я заведую кабинетом русской классики. Очень рад познакомиться". Слово за слово, и я, одержимая лишь одной мыслью, протягиваю злополучное письмо Владимиру Александровичу. "Ничего страшного. Выход есть, - говорит он. - В Москве есть человек, который сможет вам быть полезен. Вам вообще надо его привлечь к работе кабинета. Это Мика Морозов. Вы его знаете?" Так впервые я услышала это имя.

Охарактеризовав в нескольких словах Михаила Михайловича как знатока Шекспира, знающего не только современный английский язык, но и язык XVI века, талантливого текстолога, интереснейшего, образованнейшего человека, В. А. Филиппов удалился так же медленно, как и вошел, все с той же неизменной трубкой в зубах.

Я тут же позвонила Михаилу Михайловичу и, едва успев рассказать суть дела, услышала: "Берите карандаш и бумагу, я продиктую все ответы". Ошеломленная, я хотела было последовать его совету, но он говорил так быстро, пересыпая русские слова английскими, ссылаясь на разные источники и прежде всего на загадочный для меня в ту пору "Нью-Вариорум" (New Variorum^*), что я взмолилась и спросила - не мог бы он сам зайти в Шекспировский кабинет на улице Горького? К моему крайнему изумлению, маститый профессор без всякого жеманства охотно согласился, сказав, что каждый день он проходит мимо ВТО, идя в Иностранную библиотеку в Столешников переулок, где читает лекции по Шекспиру на английском языке.

^* (Нью-Вариорум - англо-русский словарь.)

И действительно, не прошло и двух дней, как дверь открылась и в кабинет стремительно вошел высокий человек с горящими карими глазами. Он как-то разом пересек комнату по диагонали, очутился перед моим столом и громко сказал: "Я - Морозов. Вы мне звонили. Где это письмо?" Я подала ему письмо, он бегло пробежал текст и сказал: "Да ведь тут ничего сложного! Как кланялись, как одевались, как общались шекспировские персонажи, в частности, в "Отелло", о котором здесь идет речь... Я вам сейчас все напишу". Сел за стол, быстро написал и на ходу, словно продолжая разговор со мной, бросил: "Дайте перепечатать, а завтра я забегу проверить с машинки". Он исчез так же мгновенно, как и появился, без лишних слов. Я тут же пошла к заместителю председателя ВТО, захватив с собой ответы М. М. Морозова. "Это же настоящая находка, - радовался он, - давайте немедленно этого Морозова к нам в консультанты! Как только он снова появится, ведите его прямо ко мне. Подготовьте договор, но сумму пока не проставляйте: человек такой квалификации... Кто знает, сколько ему надо платить".

Михаил Михайлович принял предложение стать консультантом Кабинета Шекспира. Работа кабинета расширялась, спрос на консультации московским, ленинградским и периферийным театрам, ставившим шекспировские спектакли, все возрастал. Поездки Михаила Михайловича на просмотры спектаклей, их обсуждения имели триумфальный успех; руководство ВТО предложило ему возглавить Шекспировский кабинет. Работа в кабинете помогла развитию многих до того скрытых его способностей. Это был прирожденный оратор, обладавший огромной эрудицией. Его актерское и режиссерское дарование признавали крупнейшие театральные деятели. Силой своей убежденности он покорял всех. Об этом хорошо написала М. О. Кнебель в своей статье: "Верьте Шекспиру!"

В кабинете Шекспира стали частыми гостями известные советские режиссеры и актеры: Ю. А. Завадский, А. Д. Попов, Н. П. Охлопков, И. Н. Берсенев, С. Э. Радлов, Д. А. Алексидзе, Б. Н. Ливанов, Н. П. Хмелев, А. А. Ходжаев, С. М. Михоэлс, В. В. Тхапсаев и многие другие. Шекспировские конференции, проведенные не только в Москве и Ленинграде, но и в Тбилиси, Ташкенте, Орджоникидзе, Ереване, Риге и других городах, сами по себе уже говорят о размахе, который под руководством М. М. Морозова приобрела работа Шекспировского кабинета.

Михаил Михайлович много ездил по стране, проводя обсуждения постановок пьес Шекспира в национальных театрах. Он как-то сразу находил общий язык с актерами, постановщиками, легко схватывал местный колорит. В Грузии, в Армении, в Осетии, в Узбекистане он становится настолько своим, что иной раз трудно было отличить его от местных жителей. Обожал восточные базары с их "фальстафовским фоном", с их красочностью, изобилием, шумом. В Тбилиси, куда он был приглашен смотреть "Отелло", мы однажды зашли на рынок. Михаил Михайлович взял в руки яйцо, оно поразило его своей величиной. Продавец же, решив, что он хочет проверить, свежее ли яйцо, выхватил его у него из рук, трахнул о землю с негодованием: "На, смотри, совсем свежий яйцо!" Михаил Михайлович был в восторге от такой щедрости продавца и его гордости. "Вот так надо играть Шекспира!" - приговаривал он, идя на репетицию "Отелло".

Постановка Театра имени Руставели поразила его и масштабностью и безудержным темпераментом основных исполнителей: роль Отелло играл Хорава, а Яго - Васадзе.

Накануне нашего отъезда был устроен традиционный прощальный вечер на горе Давида. На фоне черного неба, низко над горой склонилась огромная ярко-оранжевая луна, было что-то в этом близкое декорациям шекспировских спектаклей. Фигура Акакия Хоравы в белом костюме органически возникала на фоне прекрасной южной природы. Артист с волнением говорил о предстоящей поездке в Москву, где театр собирался выступить со спектаклем "Отелло".

Гастроли театра состоялись в Москве в 1944 году, и Михаил Михайлович в печати очень высоко оценил эту постановку. По возвращении в Тбилиси Хорава прислал ему письмо: "Глубокоуважаемый, дорогой Михаил Михайлович! Примите от меня самую искреннюю благодарность за, должно быть, преувеличенную оценку моей многолетней работы над образом Отелло. Вы, как всякий русский человек, оказались человеком с большим сердцем, чутким и глубоко принципиальным. Оценка ваша, как крупнейшего авторитета, дает мне силы продолжать работу как над Отелло, так и над другими образами Шекспира".

Из Тбилиси мы проехали по Военно-Грузинской дороге в Орджоникидзе, куда Михаил Михайлович был приглашен на Шекспировскую конференцию. Здесь он присутствовал на репетициях "Отелло" с участием Владимира Тхапсаева. В исполнении этого замечательного артиста было такое внутреннее горение, которое исключало всякую возможность позирования. Он проникновенно сыграл эту роль и в Театре имени Моссовета, куда его вскоре пригласил Ю. А. Завадский; осетинский актер легко и просто вошел в актерский ансамбль московского театра.

Абрар Хидоятов был третьим талантливым исполнителем роли Отелло, с которым Морозову довелось встретиться в те годы. Это было в Узбекистане в 1950 году, куда его попросили приехать для консультативной работы по подготовке постановки. Однажды Михаил Михайлович был приглашен к Саре Ишантураевой, прославленной узбекской актрисе, исполнительнице ролей Джульетты и Дездемоны. Тогда мы с ним еще не знали, что она жена Абрара Хидоятова. И вот в саду, где уже дымился огромный котел с пловом и белела скатерть, расстеленная прямо на траве, вдруг появился очень красивый человек. Он был задумчив и будто печален. Увидя нас, улыбнулся милой, застенчивой улыбкой и на характерном наречии произнес несколько слов, видимо, приветствие, приложив руку ко лбу, потом к сердцу и склонясь в глубоком поклоне. Это был великий актер Узбекистана Абрар Хидоятов. Его выразительные глаза, необыкновенная пластичность, достоинство, сквозившее в каждом жесте, - все это покоряло с первого же взгляда.

Вечером мы отправились на спектакль, который состоялся за городом. Здесь на открытой сцене на фоне иссиня-темного, почти черного неба, усыпанного яркими крупными звездами, как бы в естественных природных декорациях, перед нами снова появился Хидоятов, но уже в образе Отелло. Он был в длинном белом хитоне и белой чалме. Своим неповторимым, как клекот орла, гортанным голосом он произнес первые слова роли. Впечатление было чарующее: то была не роль, не сцепа, не театр - то была сама жизнь. Но нотка обреченности, какой-то затаенной глубокой печали пронизывала все его исполнение. Михаил Михайлович был потрясен: "Поистине этот образ была сама гармония, подлинный "венец создания", - говорил он. К глубокому сожалению, Абрар Хидоятов вскоре умер.

Особенно высоко оценивал М. М. Морозов работу А. А. Остужева в создании образа "Отелло" в Малом театре: "Через пространство трех веков Остужев - Отелло и Бёрбедж^* - Отелло протягивают друг другу руки. И в этом победа не только Остужева как актера, но и всего советского театрального искусства".

^* (Бербедж Ричард (1567-1619) - крупнейший актер английского театра, друг и сотрудник Шекспира. Для него Шекспир написал роли Ричарда III, Гамлета, Отелло, Лира, Макбета и др.)

К Морозову часто обращались за консультацией и творческой поддержкой и Б. Н. Ливанов и Н. П. Хмелев - оба они мечтали сыграть роль Гамлета. В МХАТ был даже создан специальный "штаб по Гамлету", в который вошел и Морозов. Война помешала этой работе. Одна за другой появлялись в этот период интересные постановки пьес Шекспира, в создании которых самое деятельное участие принимал Морозов. "Король Лир" с участием С. М. Михоэлса, "Ромео и Джульетта" с М. И. Бабановой и М. Ф. Астанговым, "Гамлет" у Н. П. Охлопкова, "Много шума из ничего" с Ц. Л. Мансуровой и Р. Н. Симоновым, "Укрощение строптивой" с В. П. Марецкой и Н. Д. Мордвиновым в Ростове.

М. М. Морозов обладал поразительной работоспособностью. Бывало, его просили написать статью побыстрее, указывали срок - несколько дней. Он смотрел на часы и говорил: "Можете прислать за статьей через два часа". Работал он сосредоточенно, не отвлекаясь. И, как правило, через два часа статья была готова. Как работал? Сначала - хождение по комнате, перешагивание через стопы книг и горы папок, которые лежали прямо на полу небольшой пашей комнаты, затем садился за стол и быстро, без помарок писал, отключаясь от всего и от всех. Так как пишущей машинки у нас тогда еще не было, копий статей никогда не оставалось и многое оказалось потерянным. Лекции он никогда не читал "по бумажке". Обладая феноменальной памятью, он с блеском мог произносить монологи Гамлета, Лира, Отелло не только на русском языке, но и на английском, который знал в совершенстве. Очень любил читать пьесы Ростана наизусть по-французски. Ему нравился перевод пьесы "Сирано де Бержерак", сделанный Т. Л. Щепки-ной-Куперник. Особенно восхищала его строка: "Мы с солнцем в крови рождены". Очень любил он Мольера. С Т. Л. Щепкиной-Куперник ему довелось общаться и в связи с постановкой в Ермоловском театре пьесы "Как вам это понравится" в ее переводе.

Михаил Михайлович с детства обожал театр, в юности сочинял пьесы, играл в домашних спектаклях. Главным же делом его жизни стал театр Шекспира. Михаил Михайлович сделал подстрочники пьес "Гамлет" и "Отелло". Перевел совместно с С. Я. Маршаком комедии "Виндзорские насмешницы", с В. В. Левиком "Два веронца", с В. Г. Шершеневичем "Конец - делу венец" и с Яхниной "С любовью не шутят". Совместно с В. Крыловым перевел пьесу Ф. Шиллера "Заговор Фиеско".

Весной 1951 года Михаил Михайлович был назначен главным редактором журнала "Новости" ("News"). Журнал выходил на английском языке и освещал важнейшие события международной жизни. Он с огромным увлечением отдался и этой новой для него работе. Гордился признанием своей нужности, полезности Советской Родине. Радовался тому, что был буквально "нарасхват", что был он нужен и театрам, и переводчикам, и студентам, и издательствам. "Если бы не было революции, из меня бы ничего не вышло", - любил повторять он. Работа была ему необходима как воздух. "Человек с огнем и талантом" - назвал его Б. Л. Пастернак.

Михаил Михайлович получал приглашения от университетов Англии и Америки, к нему обращались за советами ученые Оксфорда, Кембриджа и Колумбийского университета, зарубежные писатели. Две его книги были изданы в Лондоне на английском языке: "Метафоры Шекспира как выражение характеров действующих лиц" и "Шекспир на советской сцене" с предисловием крупнейшего шекспироведа Англии Джона Довера Уилсона, который высоко оценил творческую деятельность русского советского шекспироведа, "сумевшего в своих работах органически соединить науку о Шекспире и театр".

В предисловии к книге указывалось:

"Мы знали, что в Советском Союзе высоко чтят Шекспира и, как сказал бы Гамлет, почет этот стал уже ритуалом. Мы много слышали о профессоре Морозове как об одном из ведущих представителей шекспировского движения. Но война, трудности путешествий и то обстоятельство, что немногие из нас знают русский язык, мешали нашему общению с русскими.

Больше всего нас поражает масштабность русской сцены. Мы, англичане, изучая в школе географию, усвоили тот факт, что Россия в 60 раз больше Британских островов и что население ее составляет 200 миллионов человек. Но подлинный масштаб России начинаем мы ощущать тогда, когда узнаем, что только одна из пьес Шекспира за последнее десятилетие была поставлена там в 160 театрах и что играли ее на шестнадцати языках. Речь идет об "Отелло".

Михаила Михайловича любили - это был яркий по характеру, легкий, стремительный человек, обожавший пьесы А. Н. Островского с широким купеческим бытом, с самобытными русскими нравами.

И сам Михаил Михайлович был самобытным, артистичным человеком. Он обладал органичным талантом перевоплощения: надевал цилиндр и брал тросточку - перед нами представал типичный европеец; чалма превращала его в араба или индуса (прабабка его была индуска, портрет ее тогда находился в частной коллекции Е. В. Гельцер). Преображался не только внешне, он и по сути своей как бы становился другим человеком. Чувство юмора было присуще ему в самой высокой степени. Смеялся от души, очень громко, с удовольствием.

По выражению С. Я. Маршака, Михаил Михайлович "совмещал в себе образы многих шекспировских героев - от Гамлета до Фальстафа". В нем была и нескончаемая доброта и трогательная нежность, очень любил он животных.

Поражал даже иностранцев глубиной и безукоризненностью знаний языков, свободно владел ими в любой аудитории, английский же просто считал вторым родным своим языком. С двухлетнего возраста он занимался с гувернанткой мисс Маквити, затем учился в летной школе в Англии. Родословную вел от англичанки Индж; кроме индусской, насчитывал в себе много различных кровей: и армянскую (Эларяны), и немецкую (Левенштейн), и, конечно же, русскую - Мамонтовых и Морозовых.

Отдыхая от работы (что бывало чрезвычайно редко), Михаил Михайлович любил посидеть за шахматами. Играл он превосходно, был мастером первой категории. Очень любил музыку; мать его, Маргарита Кирилловна, была ученицей А. Н. Скрябина, дом их всегда был наполнен музыкой. Любимым композитором Михаила Михайловича был Шуберт с его ясной и прозрачной мелодикой.

В последние годы жизни сердце Михаила Михайловича начало сильно сдавать. Пока он не был главным редактором журнала "Новости", мы подолгу жили под Москвой. Михаил Михайлович любил природу, особенно лес, здесь он успокаивался, начинал писать дневник, возобновил даже писание стихов, которыми увлекался в юности. В домашней обстановке, особенно на даче, на природе, он часто бывал очень тих, задумчив, зачитывался Эпиктетом, любимым своим философом...

Михаил Михайлович умер 9 мая 1952 года. Он сидел за письменным столом, готовил статью для своего журнала. Писал о международной солидарности рабочего класса. Жизнь оборвалась на словах: "Рабочий у станка...". Это была его последняя статья ("Первое мая". - "Новости", 1952, № 9).

В редакционной статье, посвященной памяти М. М. Морозова и опубликованной в журнале "Новости" (1952, № 10) говорилось:

"Являясь главным редактором журнала, он неустанно боролся за укрепление дружбы и взаимопонимания между советскими людьми и народами Англии и Америки, призывал к международному сотрудничеству, к борьбе за мир во всем мире.

Человек высочайшего интеллекта и глубокой эрудиции, профессор Морозов занимал большое место в общественной жизни страны. Все, кто знал Михаила Михайловича, помнят его как человека огромного личного обаяния, необычайно одаренного и удивительно скромного. М. М. Морозов - выдающаяся личность в области строительств советской культуры, в деле борьбы за мир".

Е. М. Буромская-Морозова.