Душа Отелло объята блаженным покоем, - достигнуты пределы человеческих желаний. Он оправдал доверие республики, изгнал турок и теперь правит островом. Рядом с ним возлюбленная жена Дездемона и преданный друг Яго.
Утро, ярко сияет солнце, мавр бродит по террасе, просматривает деловые бумаги и отдает распоряжения. Он то подойдет к жене, взглянет ей в глаза, обнимет, полюбуется на ее красоту и улыбнется, то подойдет к другу и, взяв его за руку, молча постоит около него, тоже посмотрит в глаза и тоже улыбнется.
Эти счастливые мгновения Отелло-Хорава рисует без слов. Вот она - самая радостная минута. Дездемона только что ушла. Генерал и его помощник углубились в чтение бумаг. И вдруг раздался ее сладостный, мелодичный голос. Дездемона с подругами запела песню. Наверное, его любимую. Отелло откладывает в сторону бумаги и медленно поднимается по лестнице, ведущей в дом, с ощущением блаженства во всем теле, опускается на ступеньки и, устремив взгляд на поющую Дездемону, слушает. Слушает так, будто голосом Дездемоны поет его собственное счастье. Затем Отелло медленно поворачивает голову в сторону Яго и взглядом ищет у друга сочувствия своей радости. Лицо Яго осклабивается готовой улыбкой. И, не снимая этой маски, он с величайшей осторожностью приступает к осуществлению своего замысла. Первые шаги очень робки. Заранее приготовленные слова говорятся как бы мимоходом и теряются среди прочих, малозначащих фраз, но лишь затем, чтобы снова мелькнуть в следующей фразе. Яго говорит, говорит безумолчно. Отелло уже встал, - это многословие вывело его из блаженного состояния. Он неохотно поднялся и начал медленно, погруженный в свои думы, шагать по террасе. Васадзе произносит слова Яго, как бы не желая ни в чем убедить, - вначале это просто так, слова, мысли, игра ума. Раньше чем перейти к действию, нужно установить тему и назвать действующих лиц. Тема названа - верность. Действующие лица - Дездемона и Кассио. Теперь можно приступить к экспозиции, невзначай задать два-три невинных вопроса, вроде - знал ли Кассио Дездемону до ее замужества? Отелло отвечает ровным и спокойным голосом, но ритм шагов его меняется, он ступает особенно энергично и властно, и чем дальше говорит Яго, чем увереннее становится его речь, тем настойчивее шаги Отелло. И вдруг после упорного молчания, точно отдаленный рокот приближающейся грозы, - глухое рычание, впрочем, сейчас же усилием воли сдержанное. И снова шаги, шаги, шаги... Яго уже возвышает голос, он говорит, смело глядя в глаза мавру и воодушевленно жестикулируя. Подлец уже надел ту самую маску, глядя на которую, Отелло спросит: "Ты любишь меня, Яго?", и не усомнится в ответе. Яго пускает в ход патетику, - обычно это хорошо действует на простаков. Теперь шаги Отелло стали короткими и быстрыми, а круги, которые он совершает, все уменьшаются. Яго уж весь в порыве благородного разоблачительства. Если бы ему аккомпанировали на инструментах, он легко мог бы перейти ог слов к пению, - до того распирает его пафос, - и ария называлась бы "Увещевания добродетели, или дружеский совет". Но когда Яго произносит свои заклинания, у него и в мыслях нет возбудить тревогу в душе генерала, он просто не в силах сдержать собственного волнения и тревоги, а по существу все эти подозрения, может быть, и не имеют основания и порождены только излишней любовью к Отелло. Васадзе великолепно понимает сложную душевную механику Яго. Прожженный демагог хочет, чтобы мавр воспринял его мысли как собственные, возникшие в его растревоженном сознании. Так опытный режиссер, добиваясь от актера нужного перевоплощения, старается, чтобы тот вовсе не замечал искусных подсказок и воспринимал созреваемую в нем роль, личность другого человека, как процесс совершенно органический и зависящий только от собственной воли. В таких случаях вера в чувства персонажа бывает почти абсолютной и чужое становится своим.
Яго знал, что он затеял опасную игру, - нередко цари убивают гонца, принесшего дурную весть. И действительно, Отелло несколько раз грубо хватает его за руку или толкает в плечо, но честный Яго не робеет, он готов погибнуть - лишь бы открылись глаза его возлюбленного господина. И Отелло сейчас же забыл о вестнике несчастия, рука его опустилась, в его сознание вошло новое, чуждое, страшно мучительное чувство, чувство, которое все жестче теснит сердце и от которого сознание, точно омертвев, застыло на одной чудовищной мысли.
Но вдруг Отелло-Хорава начинает смеяться мягким гортанным смехом. К чему, к чему все эти домыслы и доказательства, когда все равно сердце полно верой?
Яго терпеливо выдерживает паузу. И, как трудолюбивый паук, работа которого сметена своевольным порывом ветра, старательно и настойчиво снова начинает плесть свои сети.
Во втором туре игра бывает энергичней и быстрей. Повторение пройденного занимает немного времени. Полагается, что оно усвоено. Нужно преподать новое и более важное. Отелло уже не сопротивляется доводам Яго, ему приходится бороться с самим собой, с приступами бешенства, которые он сдерживает только огромным усилием воли. Теперь Яго ему даже симпатичен, - это единственная его опора.
Друг, довольный содеянным, удаляется. Посев совершен, пройдет немного времени - будут и всходы. Уходит Яго, отрапортовав и чеканя по-солдатски шаг. Честный, добрый Яго - единственный друг в этом мире обмана.
Отелло один. Он сидит на каменной скамье наверху веранды и говорит о любви, говорит, глядя на небо, будто жалуясь богу на людей. Как непохоже его одиночество на одиночество Яго! Тот сильнее всего, когда один, - этот, когда один, слабей всего.
Так хорошо, привольно было Отелло, когда он ступил на берег Кипра и обнял воинов и друзей, упал на колени перед любимой. Какой силой наделяли его любовь к людям и любовь людей и какое бессилие, тоска охватывают его сейчас, когда вокруг так пусто и безмолвно!
В тишине раздается сладостная знакомая песня Дездемоны. Мгновенным светом белозубой улыбки озаряется лицо Отелло. И сейчас же гаснет. Действуют старые привычки.
Но неужели нельзя взглянуть в глаза Дездемоне и разгадать правду? Упасть перед ней на колени и вымолить признание, заставить ее плакать, клясться и слезами, вздохами рассеять тоску, изгнать подозрение. Отелло так и делает. Как трогателен в этой сцене Хорава! Но Дездемона странно спокойна, ее ответы слишком просты и кажутся уклончивыми, ее состояние слишком обыденно, и кажется, что она холодна потому, что скрывает истину. И не понимает его она неспроста, а потому, что не хочет понять. Делает вид, что не хочет! Отелло-Хорава, впервые не сдерживая себя, злобно кричит на Дездемону и, выхватив из ее рук свой подарок - платок, швыряет его на землю.
Яго не видит этой сцены, но он мог бы торжествовать, - зерна уже дали всходы.
Садовник не покладая рук продолжает трудиться: нужно добыть факты - не намеки, не подозрения, не возможности, а неотразимые факты. И вот в руках у Эмилии платок Дездемоны. Теперь Яго-Васадзе - плясун: с прыжками и ужимками, с приседаниями и перебежками кружится он вокруг Эмилии, сперва отбирая у нее платок, а потом дразня ее им. Какие хитрые манипуляции он проделывает с этим шелковым лоскутиком, то завязывая узелки, то сжимая в кулак, то расстилая на ладони. Так и кажется, что вот-вот произойдет какой-то замысловатый фокус.
И фокус происходит - только, как известно, в следующей картине.