"Держать зеркало перед природой"

Мировоззрение Шекспира вобрало и многие традиционные понятия, выработанные многовековым жизненным опытом человечества, и многие новые понятия, открытые великими мыслителями его времени. Его нельзя назвать ни последователем Пикоделла Мирандолы, ни тем более сторонником макиавеллизма, ни последовательным приверженцем Монтеня или кого-либо другого из выдающихся умов эпохи Возрождения. Шекспир - мыслитель стоит вне любой из школы мысли его времени, хотя столь же несомненно, что он впитал многие лучшие плоды философии и науки эпохи. Однако не все. Так, например, по-видимому, учение Коперника о строении вселенной ему не было известно.

К философии, к книжной мудрости Шекспир всегда относился несколько скептически. Когда Гамлет говорит Горацио: "И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио" (I, 5), то это выражает мнение самого Шекспира об ограниченности книжного знания. Шекспир, несомненно, был глубоким мыслителем, но его мышление было мышлением художника. Его дело было писать пьесы для театра. Как он сам смотрел на это, достаточно ясно сказано им устами Гамлета: "не преступать простоты природы; ибо все, что так преувеличено, противно назначению лицедейства, чья цель, как прежде, так и теперь, была и есть - держать как бы зеркало перед природой: являть добродетели ее же черты, спеси - ее же облик, а всякому веку и сословию - его подобие и отпечаток" ("Гамлет", III, 2).

У Шекспира было свое видение мира - художественное, поэтическое, но мы неверно истолковали бы его, сказав, что от этого оно было менее точным, чем видение трезво и практически мыслящего человека. Прекрасно писал об этом Гете, и я позволю себе привести пространную цитату, ибо не знаю лучшего определения искусства Шекспира: "Если мы считаем Шекспира одним из величайших поэтов, мы тем самым признаем, что мало кто познал мир так, как он его познал, мало кто из высказавших свое внутреннее видение сумел в большей степени возвысить читателя до осознания мира. Мир становится для нас совершенно прозрачным, мы внезапно оказываемся поверенными добродетели и порока, величия, мелочности, благородства, низости - и все это благодаря простейшим средствам". Шекспир опирается не на внешнее правдоподобие и достоверность, а "взывает к нашему внутреннему чувству; а оно оживляет мир образов в нашем воображении. Так возникает совершенное воздействие, в котором мы не умеем отдавать себе отчета, ибо здесь-то и кроется начало иллюзии, будто бы все происходит на наших глазах, но если точнее разобраться в произведениях Шекспира, то окажется, что в них одушевленное слово преобладает над чувственным действием...

Шекспир воздействует живым словом... Правда, мы создаем себе по очертаниям характеров известные образы, но о сокровенном мы все же можем узнать лишь из последовательности речей; и здесь, как кажется, все действующие лица точно сговорились не оставлять нас в неизвестности или в сомнениях. В этом заговоре участвуют герои и простые ратники, господа и рабы, короли и вестники; и в этом смысле второстепенные фигуры подчас проявляют себя даже деятельнее, чем основные персонажи. Все, что веет в воздухе, когда свершаются великие мировые события, все, что в страшные минуты таится в людских сердцах, все, что боязливо замыкается и прячется в душе, - здесь выходит на свет свободно и непринужденно; мы узнаем правду жизни, и сами не знаем, каким образом"^*

^* (Гете, Собр. соч., т. Х, М. 1737, стр. 582-583.)

Видимости жизни драмы Шекспира часто не соответствуют, но сущность ее они раскрывают глубоко. Правда его искусства есть правда жизни.

Драма - наиболее объективная форма поэтического творчества. Автору негде и нечем выразить себя, кроме как посредством своего мастерства остро выявлять драматические ситуации жизни, делать живыми характеры, строить действие увлекательно, заставлять персонажи говорить умно, метко и красиво.

Очень хорошо сказал об объективности Шекспира Белинский: "Обладая даром творчества в высшей степени и одаренный мирообъемлющим умом, он в то же время обладает и этою объективностью гения, которая сделала его драматургом по преимуществу и которая состоит в этой способности понимать предметы так, как они есть, отдельно от своей личности, переселяться в них и жить их жизнию"^*. То было не только личным качеством Шекспира. Время, в которое он жил, еще не знало той степени субъективности в искусстве, которая характерна для художественного творчества более поздних эпох (XIX-XX века), когда личность художника более заметно стала выступать в произведениях.

^* (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. II, стр. 256.)

Шекспир, по определению Шиллера, был "наивным" поэтом, то есть художником, стоявшим близко к природе, как это было во времена, предшествовавшие утверждению буржуазной цивилизации. "Поэт наивного и духовно-стремительного юного мира... холоден, равнодушен, замкнут, чужд всякой откровенности. Строгий и целомудренный, как девственная Диана среди своих лесов, он бежит от сердца, его ищущего, от желания, порывающегося схватить его. Ни на что не отвечает он, ничто не может его смягчить или ослабить строгие узы его трезвенности"^*.

^* (Ф. Шиллер, Статьи по эстетике, М.- Л. 1935, стр. 334.)

Шиллер продолжает: "Сухая правдивость, с которою он изображает предмет, нередко кажется бесчувственностью. Объект захватывает его целиком, сердце его не лежит, подобно неблагородному металлу, под самой поверхностью, но, подобно золоту, требует, чтоб его искали за своим созданием: он есть создание, создание есть он... Таким является, например, Гомер среди древних и Шекспир среди новых"^*.

^* (Там же.)

Небесполезно последовать за немецким поэтом и дальше, когда он рассказывает о том, как не сразу пришло к нему понимание Шекспира. "В очень ранней юности, - повествует Шиллер, - познакомившись впервые с последним поэтом (то есть с Шекспиром), я был возмущен его холодностью и бесчувственностью, которая позволяла ему в подъеме высочайшего пафоса шутить, душу раздирающие эпизоды в "Гамлете", "Короле Лире", "Макбете" и т. д. прерывать выступлениями шута, и которая то сдерживала его там, где мое чувство стремительно рвалось вперед, то немилосердно дергала там, где сердцу так хотелось помедлить. Приученный знакомством с новыми поэтами прежде всего в произведении искать поэта, встречаться с его сердцем, совместно с ним мудрствовать над его предметом, короче, созерцать объект в субъекте, я не выносил того, что здесь поэт был совершенно неуловим и нигде не хотел ответствовать предо мною. В течение многих лет был он предметом моего глубокого почитания и изучения, прежде чем я научился любить его как личность. Я был еще не способен понимать природу непосредственно"^*

^* (Ф. Шиллер, Статьи по эстетике, стр. 334-335.)

Это одно из самых глубоких и проникновенных суждений о Шекспире. Здесь выражено самое существенное в художественном методе Шекспира - та объективность, которая сделала Шекспира величайшим поэтом действительности. Значит ли это, что искусство Шекспира было бесстрастным? Отнюдь. И здесь мы вернемся к Белинскому, который писал: "...объективность совсем не есть бесстрастие: бесстрастие разрушает поэзию, а Шекспир великий поэт. Он только не жертвует действительностию своим любимым идеям, но его грустный, иногда болезненный взгляд на жизнь доказывает, что он дорогою ценой искупил истину своих изображений"^*.

^* ( В. Г. Белинский, Поли. собр. соч., т. II, стр. 256.)

Жизненная правда, воплощенная средствами искусства, - такова была главная цель Шекспира. Достижению этой цели он посвятил всю свою деятельность.

Творчество Шекспира развивалось на протяжении более чем двух десятилетий. То был сложный путь художника, отмеченный сдвигами и переменами в его мировоззрении и искусстве. Приступая теперь к подробному рассмотрению творчества Шекспира, мы предлагаем вниманию читателей для первой ориентировки схему творческого пути драматурга. В таком именно порядке нами и будут рассмотрены его произведения.

Схема эволюции творчества Шекспира

Периодизация не всегда совпадает с хронологией. Условны и жанровые определения драм, как и названия, данные отдельным группам пьес. Все это служит лишь для предварительной ориентировки и объясняет план дальнейшего изложения.