"Как вам это понравится"

Чтобы воспрепятствовать появлению "пиратского" издания, Шекспировская труппа зарегистрировала комедию в Палате торговцев бумагой 4 августа 1600 года, однако актеры не напечатали ее, и она впервые появилась в фолио 1623 года.

Время создания комедии 1599-1600 годы.

Источник фабулы - роман Томаса Лоджа "Розалинда, или Золотое наследие Эвфуэса" (1590), в котором, однако, нет ни Жака- меланхолика, ни Оселка и где героиня не обладает и сотой долей остроумия Шекспировской Розалинды.

Эта комедия удивительна тем, что в ней начисто отсутствует лиризм, столь свойственный Шекспиру в большинстве его комедий. Это видно хотя бы из соотношения стихотворного и прозаического текста. Две трети комедии написаны прозой. Что же касается стихов, то немалая доля их - это пародии на лирическую и пасторальную поэзию.

Все здесь проникнуто тонким юмором, мягкой иронией. Ни в одном произведении нет столько счастливой безмятежности, как в этой комедии.

Нельзя, однако, сказать, что комедия сразу начинается с этих тонов безмятежности и покоя. Наоборот, начало ее, как всегда у Шекспира, остро конфликтное.

Молодой дворянин Оливер Дю-Буа питает вражду к своему младшему брату, которого, по завещанию отца, он должен опекать. Он держит его в черном теле, и когда тот начинает возмущаться этим, решает погубить его. Узнав, что младший брат задумал испытать свои силы в единоборстве с силачом Чарльзом, находящимся при дворе герцога, Оливер подговаривает его не щадить Орландо. Ему не жаль, если брат даже будет убит в этом поединке.

Разлад в семье Дю-Буа - одно из проявлений вражды, царящей в этом государстве вообще. В первой же сцене мы узнаем, что прежний герцог, добрый и справедливый правитель, был изгнан своим братом, захватившим престол. Насилие и жестокость отравляют жизнь этой страны, названия которой мы не знаем. Имена ряда персонажей французские - Дю-Буа, Ле-Бо, Амьен, Жак. Рядом с ними персонажи явно английские - фермер Уильям, священник Оливер Мартекст, шут Оселок. Но есть тут и фигуры с условными пасторальными именами, перешедшими из античных буколик в пасторальные поэмы и романы Возрождения - Корин, Сильвий, Фебе... Не будем доискиваться, что это за страна: злоба, вражда, ненависть плохих людей к хорошим есть всюду, и в этом злом мире начинается действие пьесы.

При дворе герцога-узурпатора, изгнавшего брата, осталась дочь последнего, Розалинда. Она дружит с дочерью злого герцога Селией. Но захватчик трона не одобряет этой дружбы. Если он и терпел до какого-то времени присутствие Розалинды, то после поединка, когда девушка высказала радость по поводу победы Орландо над любимцем герцога Чарльзом, его скрытая ненависть к ней прорывается. Он изгоняет ее, как раньше изгнал ее отца.

Такую же ненависть проявляет Фредерик по отношению к Орландо, когда он узнает, что тот младший сын Дю-Буа.

Итак, в этой неназванной стране царят отнюдь не идиллические отношения. Наоборот, власть и господство принадлежат жестокому произволу злобных людей.

В то время как герцог Фредерик изгоняет Розалинду (а с ней вместе бежит из отцовского дворца и Селия), Оливер Дю-Буа решает покончить с братом иным путем: он хочет сжечь его ночью, когда тот будет спать. Чтобы спастись от жестокого брата, Орландо бежит, сопровождаемый старым слугой Адамом.

Розалинда, Селия и сопровождающий их шут Оселок, а также Орландо с Адамом бегут из мира ненависти и злобы в Арденнский лес. Как только они вступают в него, они попадают в совершенно иную атмосферу. Уже в первом акте мы слышим о том, что изгнанный герцог поселился "в Арденнском лесу и с ним веселое общество: живут они там будто бы, как в старину Робин Гуд английский. Говорят, множество молодых дворян присоединяется к ним каждый день и время они проводят беззаботно, как бывало в золотом веке" (I, 1).

Это подтверждает и сам изгнанный герцог. Он рад, что не живет более в том лживом и злобном мире, где даже родной брат стал ему врагом. Лес безопаснее "двора коварного" (II, 1).

Герцог нашел в изгнании душевный покой, свободу от чопорных условностей двора. Его радует отсутствие лести со стороны приближенных. Здесь, где он никому не может предоставить никаких благ, он познал истинных друзей. Эта простая жизнь в общении с природой дает ему высокую и чистую радость существования в условиях, где нет лжи, предательства и насилия.

 Находит наша жизнь вдали от света
 В деревьях - речь, в ручье текучем - книгу,
 И проповедь - в камнях, и всюду - благо.

(II, 1. Перевод Т. Щетгкиной-Куперник)

Герцог осуществил в Арденнском лесу тот идеал вольной жизни, который народное сознание воплотило в легенде о Робине Гуде. В этом лесу нет места никакой несправедливости. Здесь каждый становится самим собой, жизнь лишается тягот и превращается в легкую и приятную игру.

Именно такой и становится здесь жизнь других беглецов и изгнанников, пострадавших от мира, где царила злоба. Здесь все превращается в повод для шуток. Веселое настроение владеет герцогом и его свитой. Забывает о прежних горестях Орландо, Розалинда расстается с грустью, владевшей ею ранее, и даже Селия, перестав быть принцессой, не тужит. И уже в полной мере раскрывается веселость шута Оселка.

Орландо не может забыть Розалинды, которую он полюбил с первого взгляда, когда она подарила ему золотую цепь после его победы над силачом Чарльзом. Стоило ему только освоиться с лесною жизнью, как он уже сочиняет стихи в честь возлюбленной и развешивает их на деревьях, - совсем как приближенные короля Наваррского в "Бесплодных усилиях любви".

Не будем судить Шекспира за несогласованность: воспитанный "как мужик" (I, 1), Орландо тем не менее в полной мере владеет правилами галантного ухаживания. Когда Розалинда-Ганимед берется учить его, как должно вести себя истинно влюбленному, она преподносит ему ряд советов, очень точно воспроизводя принятое в галантной литературе эпохи Возрождения описание влюбленного. В ее устах это превращается в великолепную пародию на аффектацию чувств.

Точно так же осмеивает Розалинда женскую манерность, жеманность и капризность (III, 2).

Вся игра и остроты Розалинды полны особого юмора, проистекающего от одного обстоятельства, которое имеет, пожалуй, решающее значение для всех сцен шутливых объяснений между Орландо и Розалиндой. Они очень забавны для читателя и зрителя, которые знают, что Розалинда - не юноша, а переодетая в мужской костюм девушка. Но знает ли об этом Орландо или он в самом деле принимает Розалинду за юношу?

Мне кажется, что прав критик, который пишет: "Я уверен, что он узнал ее при первой встрече, так что постоянная близость Розалинды и ее симпатичное, игривое притворство еще более усиливают его страсть. Он может проявлять ей свою любовь только в преданности, которой она шутливо желает для себя, как для юноши; он не может показать ей, что понял ее игру, пока Розалинда снова не обратится в девушку и с согласия ее отца не отдастся ему навсегда"^*.

^* (Левес, Женские типы Шекспира, СПб. 1898, стр. 150.)

Еще лучше и точнее это раскрывается в сценическом решении отношений между Орландо и Розалиндой. Во время их первой встречи в лесу Розалинда сразу хочет узнать, он ли развешивал на деревьях стихи о любви к некоей Розалинде. В ее вопросе есть подтекст: "в самом ли деле вы любите меня так, как об этом пишете?" И Орландо отвечает: "Клянусь тебе, юноша, белой рукой Розалинды, я тот самый, тот несчастный" (III, 2). Текст Шекспира беден ремарками. Но в театре давно решили, как надо играть это место: Орландо берет руку Розалинды-Ганимеда, выразительно смотрит на нее - это явно хрупкая и нежная девичья ручка, - и после этого он целует руку девушки. Так, в частности, исполнялась эта сцена в постановке Н. Хмелева и М. Кнебель в Театре им. Ермоловой в Москве.

Когда Розалинда убеждается в том, что Орландо узнал ее, а он понимает, что она это знает, все сцены их бесед превращаются в двойную игру и все испытания любви, которым она шутливо подвергает его, приобретают особый смысл. Он и становятся испытанием ума Орландо. Хотя он ведет себя по видимости наивно, на самом деле, в том, что он потакает шутке Розалинды, есть снисходительность мужественного человека, понимающего прелесть подобной игры, в тысячу раз более умной, чем шаблонные ухаживания. В этой игре шутка переплетается с серьезностью и все освещено иронией над аффектированными чувствами, но не только над ними - над всей ложной романтикой любви, облекаемой в вычурные слова.

Пример такой выспренней любви мы видим тут же в пьесе. Это пастух Сильвий и пастушка Фебе. Надо прямо сказать: это - не реалистические образы пастухов в стиле фламандской живописи. Сильвий и Фебе попали в комедию Шекспира прямо со страниц пасторальных романов и поэм. Стадо, за которым надо следить, не существует, и Сильвий занят лишь тем, что умоляет красавицу Фебе снизойти до него, но пастушка остается непреклонной к его любовным мольбам. Розалинда, встретив эту пару в лесу и услышав их беседу, резко выговаривает Фебе за ее суровое обращение с искренне любящим ее Сильвием. Ее речь производит на Фебе неожиданное воздействие. Фебе приняла ее за юношу и... влюбилась в него! Теперь так же, как поклонялся ей Сильвий, она проникается страстью к Розалинде-Ганимеду. Пользуясь готовностью Сильвия услужит ей, она посылает его с любовным посланием к переодетой девушке. Эта "пастушка", конечно, изъясняется в стихах, притом невероятно выспренних...

Мы не раз видели, как Шекспир отстаивал права женщины в любви. Розалинда-Ганимед в своих отношениях с Орландо также желает равенства между ними. Но ее насмешки над аффектацией в любви имеют еще один смысл: они направлены против рыцарского идеала служения даме, выродившегося в рабство мужчины перед капризом женщины (IV, 3).

Шекспир неистощим в создании параллельных мотивов. Орландо - Розалинда, Сильвий - Фебе - это еще не все. Нам предстоит познакомиться еще с одной парой, это - шут Оселок и деревенская девушка Одри. Она отнюдь не из пасторали, а с фламандской картины. Одри пасет коз, и Оселок, ухаживающий за ней, помогает ей собирать разбежавшееся стадо (III, 3). Ни шуток, ни запутанных хитроумных речей Оселка, пускающего в ход все свое словесное жонглерство, эта деревенщина понять не может. На все речи Оселка она отвечает: "Я честная девушка". Она с большим недоверием выслушивает его непонятные слова, и только когда он просто, без обиняков, наконец заявляет, что готов жениться на ней, тогда Одри сразу же дает согласие. Но Оселок ничего не может сделать просто, как не может он и выражаться просто. Женитьбу он откладывает, уговаривает Одри ждать, прогоняет ее сельского ухажера и лишь в конце приводит ее на общее торжество, чтобы обвенчаться тогда же, когда будут венчаться и остальные пары - Орландо и Розалинда, Оливер и Селия, Сильвий и Фебе.

Шекспир посмеялся в этой комедии не только над аф- фектированностью в любви. Он потешается здесь и над напыщенным любомудрием. Рядом с Розалиндой стихию насмешливости вносит в комедию замечательнейший из Шекспировских шутов Оселок. Он поддакивает насмешкам Розалинды над преувеличенными выражениями чувства. Вполне в духе ее острот его пародийный рассказ о том, как он был влюблен в доярку: "Помню, как я целовал ее валек и коровье вымя, которое доили ее хорошенькие потрескавшиеся ручки..." (II, 4).

Оселок рассуждает всегда с важным видом. Можно даже подумать, что он сам напыщенный дурак, но в том- то и дело, что это его комическая маска, которую лишь люди, лишенные остроумия, могут принять за его лицо. Оселок ничего не принимает всерьез. Он шутит над всем, в том числе над собственным шутовством. Для него нет ничего безусловного. Тем, кто в самом деле поверил бы в серьезное значение речей герцога о том, сколь прекрасна жизнь в пасторальном Арденнском лесу, стоит вспомнить, как отвечает Оселок на вопрос пастуха Корина, нравится ли ему лесная жизнь? "По правде сказать, пастух, сама по себе она - жизнь хорошая; но поскольку она жизнь пастушеская, она ничего не стоит. Поскольку она жизнь уединенная, она мне очень нравится; но, поскольку она очень уж уединенная, она преподлая жизнь. Видишь ли, поскольку она протекает среди полей, она мне чрезвычайно по вкусу; но, поскольку она не при дворе, она невыносима; так как жизнь эта умеренная, она вполне соответствует моему характеру, но, так как в ней нет изобилия, она не в ладу с моим желудком" (III, 2).

Когда Оселок ухаживает за Одри, он пародирует поэтическую влюбленность.

Его женитьба на Одри - это от начала до конца насмешка над любовью и браком. Все влюбляются в красивых, Оселок выбрал дурнушку. Все женятся (во всяком случае, так полагается) по любви, Оселок заявляет, что он женится по необходимости: "Смелей! Рога - вещь столь же гнусная, сколь и неизбежная..." (III, 3).

Все естественные понятия и отношения Оселок выворачивает наизнанку. Он смеется над прописной моралью и делает это таким образом, что с важным видом произносит пустопорожние словеса. "Я вспоминаю поговорку, - говорит Оселок, - "Дурак думает, что он умен, а умный знает, что он глуп". Языческий философ, когда ему приходило желание поесть винограду, всегда раскрывал губы, чтобы положить его в рот, подразумевая под этим, что виноград создан затем, чтобы его ели, а губы затем, чтобы их раскрывали" (V, 1).

Оселок осмеивает также дворянский кодекс чести с его набором условных светских выражений (V, 4).

Шутки и насмешки касаются разных жизненных явлений, но касаются их лишь слегка. Любовь, брак, дружба, честь, верность - вот о чем все шутки насмешливых персонажей комедии. Они касаются серьезных вещей, но говорят о них несерьезно.

А Жак? - спросит читатель, который, вероятно, с удивлением замечает, что наш разбор комедии подходит к концу, а между тем об этом персонаже еще не было сказано ни слова.

Я сознательно отложил разговор о Жаке под конец, тогда как многие критики начинают разбор комедии с него и именно вокруг личности и суждений этого действующего лица строят свою концепцию пьесы.

Существует мнение, что Жак - персонаж, выражающий мысли самого Шекспира. В нем видят зародыш образа Гамлета^*.

^* (См. Г. Брандес, Шекспир, т. I, М. 1899, стр. 252. )

Такое мнение может опираться только на буквальное понимание текста. Собрав все речи Жака вместе, мы действительно видим в них довольно законченную философию ; жизни, весьма мрачную по своим выводам. Может и в самом деле показаться, что она предвосхищает умонастроение, получившее выражение в написанных вскоре после этого великих трагедиях Шекспира. Но это кажется так лишь тогда, когда перед глазами одни лишь цитаты из "Как вам это понравится". Для того чтобы понять образ Жака, его следует рассматривать в контексте всего действия комедии, а при таком рассмотрении он совсем не будет сродни Гамлету^*.

^* (Верная критика концепции Брандеса у Л. Шестова "Шекспир и его критик Брандес" (Л. Шестов, Собр. соч., т. I, изд. 2-е, б. г., стр. 50-59). В старой критике Жака тоже не считали "рупором" самого Шекспира, а персонажем комическим в своей сущности - см. Герпинус, Шекспир, т. 2, стр. 306-309; Э. Дауден, Шекспир, стр. 78 81.)

Обратим внимание на то, что Жаку, собственно, не из-за чего быть недовольным жизнью. Она его ничем не обидела. Поводы для недовольства есть у герцога, Орландо и Розалинды, но они как раз ни на что не жалуются, Жак же, у которого нет личных причин для неудовлетворенности жизнью, только и делает, что вздыхает, грустит и жалуется. Он сам разъясняет Розалинде, что его меланхолия, "в сущности - результат размышлений, вынесенных из моих странствий, погружаясь в которые я испытываю самую гумористическую грусть" (IV, 1). Здесь каждое слово выдает Жака, и вот в каком смысле.

В конце XVI-начале XVII века в интеллигентных кругах Англии возникла мода представляться меланхоличным. Такая мода, как известно, получила большое распространение и в начале XIX века, когда стало признаком хорошего тона представляться романтически разочарованным в жизни. Герои Байрона дали образец, которому многие следовали, принимая чайльд-гарольдовские позы.

Подобные модные настроения всегда имеют социальные причины. Уже достаточно было сказано о противоречиях эпохи Возрождения, и поэтому здесь нет нужды объяснять, как возникла мода на меланхолию в Англии времен Шекспира. С нас достаточно знать, что такая мода была. Жак не человек, действительно удрученный жизнью, а позер, играющий в модную роль меланхолика. Вся его речь, в которой он объясняет особенности своей меланхолии, не что иное, как пародия на ученые трактаты, содержащие классификацию различных форм меланхолии.

Шекспир проводит Жака через столкновения со всеми главными персонажами - герцогом, Оселком, Орландо и, наконец, Розалиндой. Герцог относится к нему с доброжелательной терпимостью, понимая, что иным Жак быть не может. Шут Оселок сразу же находит что-то родственное себе в Жаке. Оба они осмеивают все на свете. Но шут - с веселым безразличием, а Жак - с мрачным сарказмом. Орландо, со свойственной ему прямотой, резко отвечает на язвительные шутки Жака. Но подлинную оценку он получает тогда, когда сталкивается с Розалиндой.

Она сразу же замечает: "Говорят, вы большой меланхолик". Жак подтверждает: "Я люблю меланхолию больше, чем смех". И тогда Розалинда преподносит ему несколько насмешливых уроков: "Люди, которые доходят до крайности в том или в другом, отвратительны и достойны общего осуждения хуже, чем пьяницы... И ваш опыт делает вас грустным? Я бы лучше хотел иметь шута, который веселил бы меня, чем опыт, который наводил бы на меня грусть. И ради этого еще странствовать!.. Смотрите, вы должны шепелявить, носить чужеземное платье, презирать все хорошее, что есть в вашем отечестве, ненавидеть место своего рождения и чуть не роптать на бога за то, что он создал вас таким, каков вы есть..." (IV, 1).

Жак хочет лечить мир посредством сатирического обличения. Комедия в целом утверждает как раз обратное. Шутки в ней не горьки, не меланхоличны и не горестны. Они полны добродушного юмора. Желчность Жака контрастирует с настроением всех остальных обитателей Арденнского леса, которыми владеет благожелательность.

Нас могут спросить: а как же быть с знаменитым монологом Жака:

 Весь мир - театр.
 В нем женщины, мужчины - все актеры.
 У них свои есть выходы, уходы,
 И каждый не одну играет роль.
 Семь действий в пьесе той... 

(II, 7)

Как помнит читатель, далее следует описание семи возрастов жизни человека: "Сперва младенец, ревущий горько на руках у мамки...", "Потом плаксивый школьник...", "А затем любовник, вздыхающий, как печь", "Затем солдат", "судья", шестой возраст-старость, "последний акт, конец всей этой странной, сложной пьесы - второе детство, полузабытье".

Обе центральные идеи монолога - "весь мир - театр" и "семь возрастов жизни" - ко времени Шекспира обладали многовековой давностью. Уподобление жизни сцене встречалось в античности у Лукиана и Петрония, оно было общим местом в английской литературе Возрождения, и его можно встретить в "Аркадии" Ф. Сидни, в комедии Бена Джонсона "Новая гостиница", в ранней ренессансной пьесе "Дамон и Пифий" Ричарда Эдуардса, у Т. Хейвуда. Была даже листовка-баллада на этот сюжет.

"Семь возрастов" восходят к древнейшим памятникам восточной литературы. В XV веке в английской хронике Арнольда была специальная глава об этом. В одном из латинских учебных пособий, изучавшихся в грамматических школах, содержалось рассуждение на эту тему. Наконец, Шекспир мог столкнуться с этим и у своего любимого поэта Овидия^*.

^* (Подробнее см.: T. W. Baldwin, William Shakespeare's Small Latin and Lesse Greeke, 1944, v. 1, p. 652-673; V. K. Whita - ker, Shakespeare's Use of Learning, San Marino, 1953, p. 8-9.)

Короче говоря, обе эти идеи, кажущиеся такими оригинальными, принадлежали к числу тех тривиальных шаблонов мысли, которые не раз осмеиваются в комедии Шекспира.

Есть одна особенность у Жака, которая, пожалуй, важнее всего для оценки его личности: он лишен чувства юмора. Только поэтому он мог с такой серьезностью отнестись к рассуждениям шута, который, посмотрев на часы, по мнению Жака, "промолвил очень мудро":

 "Вот уж десять! 
 Тут видим мы, как движется весь мир. 
 Всего лишь час прошел, как было девять. 
 А час пройдет - одиннадцать настанет; 
 Так с часу и на час мы созреваем, 
 А после с часу и на час гнием. 
 Вот и весь сказ!" 

(II, 7)

В этом столько же мудрости, сколько и в рассуждении пастуха Корина, который знает из философии "только то, что чем кто-нибудь сильнее болен, тем он хуже себя чувствует; что если у него нет денег, средств и достатка, так ему не хватает трех добрых друзей; что дождю положено мочить, а огню - сжигать" и т. д. (III, 1).

Все эти рассуждения ничем не отличаются от монолога "Весь мир - театр". Не станем производить разысканий о том, кому впервые эта речь показалась квинтэссенцией жизненной мудрости, тогда как на самом деле она, пользуясь словами самого Жака, не более чем "шаблонных правил и сентенций кладезь" (II, 7).

В комедии столкнулись три умонастроения, воплощенные в Розалинде, Оселке и Жаке: юмор, возникающий от радостного восприятия жизни, насмешливого по отношению к тому, что в самом деле заслуживает осмеяния; юмор человека, для которого все относительно и безразлично, потому что жизнь - забавная клоунада; наконец, горькие сарказмы, обличающие пустоту жизни, отрицающие за ней какую-либо цену. Всегда опасно отождествлять позицию Шекспира с умонастроениями его персонажей. Если в данном случае и пойти на этот риск, то, во всяком случае, не ради того, чтобы увидеть Шекспира в Жаке. Скорее можно предположить, что ему в этой комедии ближе всего жизнерадостная шутливость Розалинды.

Не будем, однако, слишком строги и к Жаку. Если мы не признаем за ним права быть глашатаем идей автора, то все же он вполне уместен в этом обществе, так как по контрасту с ним лучше выявляется жизнерадостное настроение остальных героев. А с другой стороны, сектенции Жака все же напоминают о том, что жизнь не только праздник, каким она является в Арденнском лесу. Такого рода диссонирующие ноты и мотивы Шекспир вводит и в другие свои комедии.

Жаку нельзя отказать в последовательности. Когда все приходит к счастливому концу, Жак не меняет своей позы, ставшей его второй натурой. Он решает отправиться к раскаявшемуся герцогу Фредерику и жить с ним в пещере отшельника. В то время как остальные возвращаются к жизни со всеми ее сложностями и тяготами, покидая Арденнский лес, он предпочитает не уходить из него. Он не хочет настоящей жизни. Не желает он участвовать и в общем веселье. Герцог только машет на него рукой и, обращаясь к остальным, приглашает их на празднество.

Все уходят, и на сцене остается веселая, обаятельная и лукавая Розалинда, чтобы напомнить: все, что мы видели и слышали, - только пьеса, но хорошая пьеса, и она хочет, чтобы мы сказали, как она нам понравилась.

Она, конечно, понравилась нам. Она не открыла нам никаких тайн жизни, не поставила перед нами никаких роковых вопросов, но в одном она укрепила наше убеждение: жизнь прекрасна и надо уметь наслаждаться ею.