"Гамлет"
26 июля 1602 года издатель Джеймз Роберте зарегистрировал в Палате торговцев бумагой рукопись пьесы "Месть Гамлета, принца Датского, как она недавно игралась слугами лорда-камергера". Однако первое издание пьесы было выпущено не Робертсом, а кем-то из книжных пиратов, чье кварто "Гамлета" (1603) было сокращенным и искаженным. Аутентичным является второе кварто (1604), на титульном листе которого сказано, что текст здесь "напечатан заново и увеличен вдвое против прежнего, согласно подлинной и точной рукописи". С него был напечатан текст фолио 1623 года, в котором, однако, текст на 200 строк короче. Дата написания трагедии - 1600-1601. Вероятно, она представляет собой переделку доШекспировской пьесы на тот же сюжет, которая упоминается в памфлете Томаса Нэша в 1589 году. Эта пьеса игралась также еще в 1596 году, когда ее упомянул Т. Лодж. Она не сохранилась. Автором ее считают Т. Кида. Сюжет трагедии был рассказан французом Бельфоре в его "Трагических историях" (1576), древнейшая же запись предания об Амлете была сделана датским летописцем Саксоном Грамматиком ок. 1200 года.
Шекспир сделал историю ничем не примечательного легендарного Гамлета одной из самых глубоких трагедий человеческого духа, наделил героя мыслями и чувствами, общими для многих людей. Недаром Белинский воскликнул: "Гамлет!., понимаете ли вы значение этого слова? - оно велико и глубоко: это жизнь человеческая, это человек, это вы, это я, это каждый из нас, более или менее, в высоком или смешном, но всегда в жалком и грустном смысле..."*
* (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. II, стр. 254.)
В жестокую средневековую легенду о кровавой мести* Шекспир вложил богатейшее содержание, наполнил ее глубокими раздумьями о жизни и смерти, о добре и зле, о силе и слабости человека, о борьбе разума и справедливости против зла, царящего в мире.
Содержание "Гамлета" и вытекающие из него идейные проблемы всегда настолько занимали критику, что художественная сторона трагедии получила гораздо меньшее освещение. Между тем, если бы драматургические достоинства "Гамлета" были незначительны, трагедия не заняла бы места, принадлежащего ей в мировой культуре и истории идей. Идейные проблемы трагедии волнуют с такой силой потому, что Шекспир воздействует прежде всего эстетически. Мы нисколько не преувеличим, сказав, что Шекспир использовал при создании "Гамлета" все или почти все наиболее эффективные приемы театра, драмы и поэзии. Стойкий и вместе с тем эластичный сплав, созданный им, имеет своей основой определенные идеи. Но если мы хотим понять, почему и как эти идеи доходят до нас и возбуждают сознание, то необходимо разобраться в художественных средствах, примененных для этой цели гениальным драматургом.
"Гамлет" - произведение с захватывающим по драматизму действием. Это в лучшем смысле слова занимательная пьеса.
Основу драматургической композиции составляет судьба датского принца. Каждый новый этап действия сопровождается каким-то изменением в положении или умонастроении Гамлета, причем напряжение все время возрастает вплоть до заключительного эпизода дуэли, заканчивающейся гибелью героя. Напряжение действия создается, с одной стороны, ожиданием того, каков будет следующий шаг героя, а с другой - теми осложнениями, которые возникают в его судьбе и взаимоотношениях с другими персонажами.
Однако, хотя Гамлет занимает наше главное внимание, трагедия раскрывает не только его судьбу, но и судьбу окружающих его лиц. Если не считать Горацио, а также третьестепенных персонажей, вроде Марцелла, Бернардо, Озрика, священника и могильщиков, то у каждого из них своя история, полная драматизма. Сколько героев, столько здесь и драм. Клавдий, Гертруда, Полоний, Офелия, Лаэрт, Фортинбрас представляют собой не "служебные" фигуры, а художественные образы людей, раскрытые во всей своей полноте. Если они занимают меньше места в трагедии, чем ее герой, то объясняется это тем, что отведенного им времени и внимания вполне достаточно, чтобы раскрыть натуру каждого из них.
Таким образом, трагедия представляет собой сплетение многих человеческих судеб и характеров. Это рождает ощущение жизненной полноты произведения. При этом не только Гамлет, но и каждый из второстепенных персонажей обнаруживает себя в действии. Они все что-то делают, стремясь к своим жизненным целям, и каждый действует соответственно своему характеру.
Сплетение стольких судеб в единый драматургический узел составляло труднейшую художественную задачу. Нигде во всей предшествующей Шекспиру драматургии и даже в его собственном творчестве до "Гамлета" мы не найдем подобного органического единства судеб многих людей, как здесь. В большинстве предшествующих произведений соединялись какие-то линии действия, которые не скрещивались. В "Гамлете" судьбы всех персонажей тем или иным образом соединены, и многообразие связей между ними тоже способствует ощущению жизненности всего происходящего, которое возникает у читателя и особенно у зрителя.
Еще одним качеством, обусловливающим наше ощущение живости и жизненности действия, является богатство реакций персонажей на все, что происходит. При этом действующие лица реагируют не только поступками или словами. Так, в сцене "мышеловки" драматический эффект обусловлен прежде всего немыми реакциями персонажей на представление "Убийства Гонзаго". Всякий, кто смотрел трагедию на сцене, не мог не заметить, что спектакль бродячих актеров не привлекает внимания. Мы следим за тем, как реагируют на представление король и королева, а также за Гамлетом и Горацио, наблюдающими их реакцию. Эта сцена может служить классическим примером драматизма и театральности, выраженных очень тонкими и вместе с тем доходчивыми средствами. В действии трагедии много таких моментов. Ее финал еще сложнее: мы следим одновременно за внешним действием (поединок между Гамлетом и Лаэртом) и реакцией всего двора, - в первую очередь, короля и королевы, а также Горацио, наблюдающих эту борьбу с разными чувствами. Для королевы это просто забава; возродившееся в ней материнское чувство заставляет ее желать удачи Гамлету. Король прячет за внешним спокойствием глубокое волнение, ибо настал час устранения главного виновника его тревоги и беспокойства. Горацио настороженно следит за всем происходящим, опасаясь подвоха и тревожась за Гамлета.
Поразительно разнообразие внешних обстоятельств действия. Здесь есть все: начиная с поэтического представления о потустороннем мире до самых незначительных бытовых подробностей. Пышность и торжественность дворцовой обстановки, где решаются судьбы государства, сменяются картиной частной жизни с ее маленькими семейными интересами; то мы в какой-нибудь из галерей или зал дворца, то на каменной площадке замка, где стоят ночные стражи, то на придворном торжестве, то на кладбище. Разнообразна не только внешняя обстановка действия, но и его атмосфера. Временами мы вместе с героем находимся на таинственной грани потустороннего, но тут же оказываемся перенесенными в мир практических и прозаических интересов. А потом - сцены, полные своеобразного юмора, или эпизоды, до предела насыщенные страстью, тревогой, напряжением. В трагедии нет того единства атмосферы, какое присуще, например, "Королю Лиру" или "Макбету". Моменты трагического напряжения перемежаются эпизодами, для которых характерна ровная атмосфера повседневности. Этот прием контрастирования сцен также содействует возникновению чувства жизненности всего происходящего.
Самая заметная черта "Гамлета" - это наполненность трагедии мыслью. Ее носителем является прежде всего сам Гамлет. Речи героя полны афоризмов, метких наблюдений, остроумия и сарказма. Шекспир осуществил труднейшую из художественных задач - создал образ мыслителя. Конечно, для этого автор должен был обладать высочайшими интеллектуальными способностями, и они обнаруживаются в глубокомысленных речах героя, созданного им. Но если мы внимательно присмотримся к этой черте Гамлета, то обнаружим, что прежде всего и больше всего наше восприятие Гамлета, как человека большой мысли, обусловлено искусством, с каким Шекспир заставил нас это почувствовать. Если составить антологию речей и отдельных замечаний Гамлета, то, по справедливости, придется признать, что никаких потрясающих идейных открытий мы не обнаружим. Конечно, многие мысли Гамлета свидетельствуют об его уме. В нашем восприятии он человек гениальный, а между тем, как я уже сказал, ничего особенно гениального он не говорит. Чем же объяснить наше представление о высокой интеллектуальности героя?
Прежде всего тем, как остро он реагирует на драматические ситуации, в которых оказывается, когда он непосредственно, одним словом, одной фразой сразу же определяет существо дела. И это уже с первой реплики. Гамлет молча стоит, наблюдая придворную церемонию. Благообразный и благожелательный король вершит государственные дела, удовлетворяет личные ходатайства, проявляя мудрость правителя и благосклонность отца своих подданных. Гамлет чувствует и понимает лживость всего происходящего. Когда король обращается наконец к нему: "А ты, мой Гамлет, мой племянник милый..." - принц сразу же бросает реплику, подобную быстрому сильному удару, раскалывающему все мнимое благополучие, царящее при дворе: "Племянник - пусть; но уж никак не милый" (I, 2). И так будет до конца трагедии. Каждое слово Гамлета бьет в точку. Он срывает маски, обнажает истинное положение вещей, испытует, осмеивает, осуждает. Каждую ситуацию трагедии именно Гамлет оценивает вернее всего. И яснее всего. Оттого что он так правильно понимает и оценивает все происходящее, мы и видим в нем умнейшего человека. Это достигнуто, таким образом, чисто драматургическим путем. Если мы сравним в этом отношении Гамлета и героя философской трагедии Гете "Фауст", то увидим, что Фауст действительно великий мыслитель в том смысле, что его речи представляют собой глубокое откровение о жизни, и по сравнению с ним Гамлет покажется в самом деле не больше чем студентом. Но мысли Фауста безотносительны к действию трагедии Гете, которое в общем является условным, тогда как трагедия Шекспира изображает нам во всей живости различные драматические ситуации, подлинность которых не вызывает у нас сомнений. В то время как мы еще только смутно начинаем догадываться об обстановке и действительных характерах людей, Гамлет в своей реакции на жизненно важные для него обстоятельства обнаруживает перед нами, в чем состоит сущность положения или что представляет собой каждый персонаж. Глубокая интеллектуальность реакций Гамлета на все происходящее заставляет и нас, зрителей или читателей, усматривать в каждом факте не случайное происшествие, а нечто типичное и жизненно значительное вообще. Мы приучаемся вместе с героем смотреть на факты с более высокой точки зрения, проникать через поверхность явлений в их сущность.
Как и другие великие творения Шекспира, "Гамлет" - произведение "многослойное". Семья, любовь, дружба, общественные отношения, долг, месть, верность - все эти темы органически входят в сюжет. Многие мотивы трагедии те же, что и в хрониках Шекспира. Там мы тоже встречали конфликт между королем-узурпатором и его противниками, стремящимися восстановить законность и порядок. Это есть и в "Гамлете", который при желании можно рассматривать как политическую трагедию.
С таким же правом можно рассматривать "Гамлет" как произведение, имеющее в основе нравственную проблему- месть. Эта тема даже более отчетливо вырисовывается в ходе действия, чем тема политическая, ибо конкретная задача, стоящая перед героем, как известно, заключается в мести Клавдию, убившему отца Гамлета.
Но политическая и этическая темы, как и другие моральные проблемы, занимающие более или менее значительное место в пьесе, не составляют существа ее трагизма, хотя и сопричастны ему. Трагедия героя имеет социальные корни. Но в "Гамлете" средоточием конфликта не являются политические вопросы. Будь это так, существо трагедии сводилось бы к теме борьбы против неправедной власти Клавдия и претензиям Гамлета на престол, как и трактовали пьесу те, кто искал ключа к ней в сюжете. Но в том-то и дело, что внешнее действие обретает значительность лишь в той мере, в какой оно связано с душевным состоянием героя.
"Гамлет" - бесспорно пьеса, обладающая яркими театральными достоинствами и подлинным драматизмом действия. Но, только игнорируя действительное содержание трагедии, можно думать, будто интерес ее определяется тем, осуществит или не осуществит герой задачу мести. Как и сам герой, зрители и читатели все время отвлекаются от вопросов, связанных с этим. Нас волнует не то, что происходит при дворе датского короля, а то, что происходит в душе Гамлета. Сила художественного гения Шекспира и проявилась в том, что мысли и чувства героя он сделал для нас более значительными, чем внешние обстоятельства его судьбы. Мы соотносим суждения героя не только с данными конкретными обстоятельствами, а со всем тем, что знаем о жизни вообще.
В средневековой саге и в дошекспировской трагедии о Гамлете средоточием интереса было - как поступит герой; но у Шекспира важно и значительно - что думает герой. Поэтому пресловутая проблема медлительности Гамлета эстетически не существует*. Напрасно ломали копья критики, пытаясь объяснить, почему Гамлет медлит с осуществлением мести. Когда мы читаем или смотрим трагедию на театре, этот вопрос не возникает перед нами. Мы видим не медлительного героя, а героя деятельного, но не в том смысле, в каком некоторые критики хотят "реабилитировать" Гамлета, представив его волевым и активным во внешних действиях. Деятельность Гамлета протекает главным образом в сфере мысли, здесь он активен более всего, и это делает трагедию произведением философским в подлинном смысле слова.
* (См. A. J. A. Waldock, Hamlet. A Study in Critical Method, London, 1931.)
"Гамлет" справедливо считается одной из самых философских трагедий - не только Шекспира, но и всей мировой литературы. Но это не трактат, а произведение искусства, и философия выражена не в логических формулах, а в борьбе и переживаниях героев, - в первую очередь, Гамлета.
"Гамлет" - произведение философское, но не дидактическое. В нем нет прямого урока, легко укладывающегося в заповеди. Вопросов здесь поднято много, но выражены они так, что уже много поколений критиков не могут прийти к согласию относительно сути этих вопросов и того, как они решены в трагедии. Многое, может быть даже большая часть, из того, что написано о "Гамлете", представляет собой рассмотрение не самой трагедии а вопросов, поднятых ею. А так как вопросы эти затрагивают коренные проблемы бытия, то критика "Гамлета" превратилась в один из разделов философии и общественной мысли, где все существующие направления под видом разбора пьесы Шекспира предлагают ту или иную систему мировоззрения, приписывая ее авторство Шекспиру.
Признаться, соблазн велик. Вероятно, его невозможно избежать. И все же, если и я погрешу в этом, то лишь невольно, ибо моя цель скромнее: я просто хочу выяснить, что в самом деле изображает и выражает история датского принца.
Когда в Шекспировском театре ставили трагедию, над открытой сценой натягивали черный навес. Но в "Гамлете" от начала и до конца все и без того так мрачно, что кажется, будто действие происходит ночью.
По каменным переходам Эльсинорского замка бродит призрак с того света, и тень недавней смерти короля витает над дворцом и над страной. Ни в каком другом произведении Шекспира не говорят так много о смерти, как в "Гамлете". Образы, связанные с увяданием, гниением, разложением, смертью, переполняют трагедию, и даже юмор в ней кладбищенский, он отдает сыростью могил и тлением праха.
Смерть царит в этой трагедии. Ее завязкой является скоропостижная кончина короля, в середине действия погибают Полоний, Офелия, Розенкранц и Гильденстерн, а в конце - королева Гертруда, Лаэрт, король Клавдий и сам герой трагедии. Никто из ее вольных и невольных участников не остается в живых.
К чему все это нагромождение трупов? Шекспир отнюдь не хочет поразить нас внешними ужасами, как когда-то в ранних хрониках и "Тите Андронике". Смерть - естественный спутник действия этой трагедии, где все должно поразить нас так же, как это ранило душу героя. И все здесь умирают одинаково - не от старости или болезней, не тогда, когда они испили до конца чашу земного бытия, а в самый разгар жизни, еще полные сил, способные брать и получать у жизни ее разнообразные дары. Так умер отец Гамлета, и так на полуслове обрывается существование всех погибающих в трагедии.
Уже первых двух обстоятельств - смерти отца и поспешного брака матери - было достаточно, чтобы повергнуть Гамлета в самое мрачное душевное состояние. Но его ожидал еще и третий удар: от призрака он узнал, что его отец умер от руки родного брата. Гамлет содрогается, убедившись в том, что человек, совершивший братоубийство, спокойно наслаждается жизнью, как если бы он не сделал ничего дурного:
Подлец, Улыбчивый подлец, подлец проклятый! Мои таблички, - надо записать, Что можно жить с улыбкой и с улыбкой Быть подлецом; по крайней мере - в Дании.
Эти три факта явились для Гамлета страшным откровением о жизни. Они поколебали все его прежние представления о ней. Как ни велико личное горе Гамлета, страдания, которые он испытывает, вызваны отнюдь не только тем ущербом, который нанесен лично ему, главная особенность натуры Гамлета в том, что он отнюдь не мерит все личной выгодой или личным несчастьем. Смысл его жизни был в вере в прекрасные идеалы и, прежде всего, в вере в человека. Эту веру разрушила мать Гамлета, а также и его дядя. Вопреки утверждению Тургенева, который считал Гамлета эгоистом, человеком, сосредточенным только на себе и на своих интересах*, Гамлет, которого нам показывает Шекспир, является человеком, менее всего себялюбивым. У него философский склад ума. Всякий частный факт вызывает у него стремление к обобщениям. Когда он увидел зло так близко рядом с собой, первое же, что пришло в голову, - это то, что "время (жизнь) вышло из колеи" (I, 5). Гамлет осознает разлад между идеалами и действительностью, его охватывает острое чувство несоответствия между тем, какою жизнь, по его понятиям, должна быть и какою она является на самом деле.
* ( См. И. С. Тургенев, Статьи о писателях, Гослитиздат, М. 1957, стр. 20-38.)
Когда Гамлет а знаменитом монологе "Быть или не быть" перечисляет бедствия жизни, то это совсем не те несчастья, которые могут случиться с принцем, а страдания, выпадающие на долю людей простого звания. Это для них жизнь - "тяжелая ноша", ибо им приходится переносить
плети и глумленья века, Гнет сильного, насмешку гордеца, Боль презренной любви, судей медливость, Заносчивость властей и оскорбленья, Чинимые безропотной заслуге...
Гамлет ужаснулся, когда впервые в жизни увидел близко от себя смерть. Но еще больше ужаснулся он, поняв, какова жизнь.
"Подгнило что-то в датском государстве", - говорит Марцелл (I, 4). Ощущение того, что основы здоровой нормальной жизни подточены, пронизывает всю трагедию. Острее других это чувствует Гамлет. Признаки распада устоев жизни он замечает во всем, но главное в том, что испортились люди. Если уж сама мать Гамлета, которая казалась ему идеалом царственной женственности, проявила человеческую слабость ("слабость, твое имя - женщина", I, 2), то чего же ждать от других?
Король Клавдий не только ничтожный человек, но и преступник, а между тем ему принадлежит право распоряжаться судьбами всех его подданных. Рядом с королем-убийцей его первый министр Полоний - пошлый человек, до крайности угодливый перед сильными мира сего. Мы не ошибемся, предположив, что он распластывался перед покойным королем, но стоило на трон взойти новому, как он столь же угодливо стал служить ему. Полоний для Гамлета наиболее полное воплощение сервилизма, рабской угодливости по отношению к власть имущим. Если короля он ненавидит, то Полония с такой же силой презирает. Страной правит убийца, и под стать ему все прочие, стоящие близко к кормилу власти, - Полоний, Розенкранц, Гильденстерн, Озрик. Вот она - вершина власти. Здесь все сосредоточено в личности правителя, а он - преступник. Ему воздаются почести, в его руках благополучие и несчастье, жизнь и смерть всех обитателей страны.
У Гамлета есть все основания для мнения, что "Дания- тюрьма" (II, 2). Когда Розенкранц пытается ослабить смысл утверждения принца возражением, что в таком случае "весь мир - тюрьма", Гамлет отвечает: "И превосходная; со множеством затворов, темниц и подземелий; причем Дания - одна из худших". 382
Порок разъедает все общество. С государством происходит то же, что случается с отдельными людьми:
крупица зла Все доброе проникнет подозреньем И обесславит.
Каков король, таково и общество, на которое он опирается. В этом мире честность исчезла. Гамлет говорит Полонию: "быть честным при том, каков этот мир, это значит быть человеком, выуженным из десятка тысяч" (II, 2). Розенкранц, явившийся к Гамлету для того, чтобы обмануть его и, вкравшись в доверие, выудить его тайну, пытается уверить принца, "что мир стал честен". На это Гамлет возражает: "Так, значит, близок Судный день; но только ваша новость не верна" (II, 2).
Так философская трагедия, в которой поставлены вопросы жизни и смерти, постепенно все больше обретает социальный смысл. Речь идет не о личных взаимоотношениях между людьми, а о взаимоотношениях, имеющих общественный характер. Одни возвышаются над другими, и ужас жизни для Гамлета состоит в том, что судьбами людей по прихоти и произволу распоряжаются те, кто не имеет на это никакого морального права.
Гамлет сам отождествил свои душевные муки со страданиями народа. И народ видит в Гамлете единственного близкого себе человека среди тех, кто находится около вершины власти. О любви народа к Гамлету отлично знает король. Он давно бы расправился с принцем, но его останавливает то, что "к нему пристрастна буйная толпа" (IV, 3). О любви народа к Гамлету Клавдий помнит и тогда, когда сговаривается с Лаэртом о том, как покончить с принцем. Таким образом, конфликт между Клавдием и Гамлетом перерастает рамки личной вражды между преступником и честным человеком. Борьба личная становится борьбой нравственных и общественных принципов, и все персонажи трагедии вольно или невольно оказываются вовлеченными в этот конфликт. Любое слово, поступок, оказывается, имеют роковое значение. Сплетение обстоятельств, столкновения характеров с неумолимостью ведут героев к гибели. И не мистический рок, а логика реальной жизненной борьбы делает неотвратимым трагический финал.
Нельзя лучше охарактеризовать сюжет трагедии, чем это сделал сам Шекспир:
то будет повесть Кровавых, лютых, изуверных дел, Сужденных кар, негаданных убийств, Смертей, лукавством и нуждой творимых, И, наконец, коварных козней, павших На головы зачинщиков.
Главный сюжетный мотив трагедии - месть. Шекспир изобразил в пьесе трех человек, находящихся в одинаковом положении и стоящих перед одной и той же задачей: это - Гамлет, Лаэрт и Фортинбрас. У каждого из них убит отец, и, по понятиям того времени, каждый из них обязан отомстить за это убийство. Но решают они эту моральную задачу по-разному, соответственно своему характеру и взглядам на жизнь*.
* (См. Куно Фишер, "Гамлет", М. 1905, стр. 60-62.)
Очень просто решает для себя задачу Лаэрт. Узнав, что его отец убит, он, не справляясь об обстоятельствах смерти Полония, спешно возвращается в Данию, поднимает на бунт народ, врывается с толпой мятежников во дворец и бросается с мечом на короля, считая его виновником смерти Полония. Лаэрт не любил отца, потешался над его недостатками, тяготился его опекой, но тем не менее он решительно берется за дело мести, отвергая возможность каких-бы то ни было сомнений в своем долге.
В геенну верность! Клятвы - к черным бесам! Боязнь и благочестье - в бездну бездн! Мне гибель не страшна. Я заявляю, Что оба светы для меня презренны, И будь что будет; лишь бы за отца Отмстить, как должно.
Лаэрт движим законом: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Все остальные обязанности отступают перед требованиями кровавой мести за честь семьи и рода, - даже долг верности по отношению к монарху.
Если бы Лаэрт вздумал разбираться в причинах гибели своего отца, то вынужден был бы признать, что Полоний сам накликал смерть, активно поддерживая интриги короля против Гамлета. Принц не тронул бы Полония, если бы тот сам не подставил грудь под удар, предназначавшийся не для него, а для Клавдия. Но феодальная мораль не считается с обстоятельствами, ее веления категоричны, - и Лаэрт мстит.
В противоположность ему Фортинбрас отказывается от мести за отца. Мы мало видим норвежского принца в пьесе, чтобы судить о мотивах, побудивших его пренебречь местью. В то время, как в Дании с тревогой следят за военными приготовлениями Фортинбраса, ожидая, что тот нагрянет из Норвегии и попытается отнять земли отца, отошедшие к датской короне, Фортинбрас отправляется сражаться против Польши. Возможное объяснение поведения Фортинбраса в "том, что для мести у него нет разумных оснований: его отец сам вызвал на поединок отца Гамлета и пал в честном бою.
Каковы бы ни были причины отказа Фортинбраса от мести - разумное ли признание того, что своим вызовом его отец не оставил своему противнику иного выбора, как убить его или погибнуть самому; трезвый ли расчет политика, понимающего неравенство сил с вооруженной до зубов Данией, - так или иначе, Фортинбрас пренебрегает долгом мести; он ставит себе иную жизненную задачу: добиться посредством подвигов в ратном деле восстановления всего того, что его отец потерял из-за своего безрассудного вызова.
Лаэрт и Фортинбрас представляют два противоположных отношения к закону мести: безоговорочное следование его требованиям и полный отказ от них. Решение далось каждому из них легко, оба они слишком люди действия, чтобы предаваться размышлениям.
Не таков Гамлет.
Гамлет любил отца, который был для него воплощением всевозможных человеческих достоинств; он ненавидит его убийцу Клавдия, в личности которого собраны все пороки, презираемые Гамлетом; Клавдий не только воплощение зла, но источник нравственной заразы, отравляющей всех окружающих; он король-деспот и узурпатор - словом, у Гамлета такой "подсказ для страсти", какого нет ни у Фортинбраса, ни у Лаэрта, и все же проходит очень много времени прежде, чем он совершает свою месть.
Мы встречаемся с Гамлетом тогда, когда ужасы действительности разбили воздушный замок его идеальных представлений о жизни. Гамлет переживает мучительное состояние, вызванное тем, что перед ним раскрываются бездны зла, существующего в мире. И чувства и мысль Гамлета потрясены до основания. Вопрос об отношении к злу становится для него буквально вопросом жизни и смерти.
Быть или не быть, - таков вопрос; Что благородней духом, - покоряться Пращам и стрелам яростной судьбы, Иль, ополчась на море смут, сразить их Противоборством?
Быть иль не быть - покоряться злу или восстать против него, что благородней - устраниться от борьбы, уйти из жизни, не замарав себя ее грязью, или ринуться в "море смут", противоборствовать злу, - вот вопрос, который должен решить Гамлет.
Раздумья Гамлета тяжелы и мрачны. Его испытующий разум подвергает сомнению все. Все ценности жизни превращаются в глазах Гамлета в прах. Перед ним во всей громадности предстает зрелище повсеместно царящего зла. Ему есть от чего содрогнуться и прийти в ужас, есть от чего прийти в отчаяние. Не только внешний мир, не только другие люди кажутся Гамлету ужасными, он открывает недостатки и в себе: "Сам я скорее честен; и все же я мог бы обвинить себя в таких вещах, что лучше бы моя мать не родила меня на свет..." (III, 1).
Жить в таком состоянии нельзя и невозможно. Если разум рождает одни лишь сомнения, убивает веру, разрушает убеждения, душит привязанности, он превращается в свою противоположность, становится враждебным человеку и жизни. Но лучше честные сомнения Гамлета, чем бесчестное утверждение, что все происходит в жизни так, как должно, - это ведь и есть позиция Клавдия, тайком творящего злодейства и предстающего перед всеми с улыбкой на лице.
Трагическое мировосприятие Гамлета имеет своим источником ненависть честного человека к злу и бедам жизни. Это вопль страдания за все человечество, крик души, не могущей примириться с тем, что жизнь превращена в ад, что люди растлились и
добродетель в этот жирный век Должна просить прощенья у порока, Молить согбенно, чтоб ему помочь.
Духовные страдания Гамлета, муки его ума и сердца - цена познания зла в жизни.
Гамлет проявляет сомнения, колебания, рлабость воли, но это не есть его характер. Белинский прав, когда утверждает, что "от природы Гамлет человек сильный: его желчная ирония, его мгновенные вспышки, его страстные выходки в разговоре с матерью, гордое презрение и нескрываемая ненависть к дяде - все это свидетельствует об энергии и великости души"*. Слабость не есть натура Гамлета, а его состояние. Белинский вскрыл самую суть дела, сказав, что "идея Гамлета: слабость воли, но только вследствие распадения, а не по его природе"**. В этом и состоит субъективная трагедия Гамлета. Гамлет отнюдь не испытывает удовольствия от своих раздумий, как это кажется тем, кто приписывает ему абстрактное наслаждение умствованиями. Наоборот, мысли, волнующие его, мучительны для него, ибо лишают способности действовать. Всеми силами души он борется против собственной слабости. В этом смысл его бесконечных упреков себе, которые иногда ошибочно принимают за признание самим героем своего безволия.
* (В. Г. Белнпский, Полз. собр. соч., т. II, стр. 293.)
** (Там же.)
Будь Гамлет человеком слабым по натуре, каким его часто считают, он никогда бы не сумел перебороть своих сомнений и колебаний. Еще в самом начале, когда он хочет последовать за призраком и друзья пытаются удержать его, он говорит о себе:
Мой рок взывает, И это тело в каждой малой жилке Полно отваги, гак Немейский лев.
Отвагу и мужество он проявляет и в столкновениях со своими врагами. Но больше всего сила духа Гамлета выражается в той смелости и беспощадности, с какой он бичует собственную слабость. Слабовольные люди боятся признаваться в своих недостатках даже самим себе, находя извинения и оправдания поступкам, выдающим их бессилие. Гамлет постоянно призывает себя к ответу за бездействие, он беспощаден к себе и не ищет оправдания, а, наоборот, безжалостно обнажает перед самим собой недопустимость своего уклонения от долга мести.
Борьба между силой и слабостью происходит в душе Гамлета непрерывно; этот внутренний конфликт настоятельно требует своего разрешения и допускает лишь такой выбор: либо самоуничтожение ("покориться пращам и стрелам яростной судьбы", "умереть - уснуть"), либо восстать против зла и кончить с ним, противоборствуя.
Гамлет делает свой выбор; он избирает второе. Но трудно установить точно, когда начинается перелом, ибо переход Гамлета из одного душевного состояния в другое совершается не скачкообразно, а постепенно. Если в начале - до рассуждений о том, "быть или не быть" - сомнения и колебания все углублялись, подавляя способность Гамлета к действиям, то после этого кульминационного пункта внутренней трагедии героя стремление к борьбе с каждым часом все больше и больше берет верх, подавляя колебания.
Сомнения и колебания не оставляют Гамлета ни на миг. Но было бы слепотой не увидеть, что, несмотря на это, он никогда не отказывается от борьбы. Гамлет не только размышляет, но и действует, более того, - он наиболее активное действующее лицо всей пьесы.
Гамлет принадлежит к числу тех избранных натур, которые понимают всю сложность простых задач. Казалось бы, чего проще: напасть на короля и одним ударом меча покончить все расчеты с ним. Так поступил бы, например, Лаэрт, но Гамлет не мог избрать подобного простого пути. Отчасти мы уже знаем почему: задача для него заключается не только в том, чтобы отомстить за убийство и расправиться с королем; не только в том, что на убийство надо ответить убийством, но и в том, что "век расшатался" и надо вправить его вывихнувшиеся суставы. Иначе говоря, для Гамлета с самого начала задача мести сочетается с борьбой против зла. Мало убить Клавдия, необходимо уничтожить все зло, которое он и подобные ему внесли в жизнь. Тут одним ударом кинжала не обойдешься.
Борьбу против Клавдия Гамлет начинает сразу же после встречи с тенью своего отца, но начинает издалека. Так как он стремится уничтожить вместе с Клавдием и зло, носителем которого тот является, то борьба Гамлета теряет свой смысл, если она будет тайной войной. Зло вынуждено прятаться, и Клавдий совершил свое убийство тайно. Гамлету не нужен ночной мрак для осуществления его дела. Ему необходим яркий свет дня. Все должны видеть, почему Клавдий заслуживает смерти. Для этого необходимо, чтобы вина Клавдия стала очевидна для всех.
Слова призрака и его свидетельство - недостаточное доказательство для того дела, которое намерен совершить Гамлет. Ему, гуманисту, человеку эпохи возрождения положительных знаний, необходимо вполне реальное, земное доказательство виновности Клавдия. Но из всех живущих, кроме Гамлета, эту тайну знает только один Клавдий. И Гамлет решает заставить Клавдия признаться в своем злодействе. Придумать задачу труднее едва ли было возможно, но Гамлету необходимо именно это. И первое, что он делает, - притворяется сумасшедшим.
Существует мнение, будто Гамлет и в самом деле потерял рассудок от всех переживаний. Но это не так, хотя от всего, что он знает, действительно можно было бы сойти с ума. Нет сомнения в том, что психика Гамлета болезненно возбуждена. Человек такой духовной организации, как он, не мог избежать огромного потрясения от всего пережитого, передуманного и перечувствованного. Но Гамлет не безумен. Даже Полоний замечает: "Хотя это и безумие, но в нем есть последовательность" (II, 2).
Нельзя не отметить одной особенности поведения Гамлета. Когда герой средневековой саги, принц Амлет, узнал о причине гибели своего отца, он тоже прикинулся сумасшедшим. Но это ему служило для того, чтобы усыпить бдительность врага. Маска безумия, надетая Гамлетом, служит совсем иной цели: она не усыпляет, а пробуждает бдительность Клавдия...
Первая часть задачи выполнена: Клавдий взбудоражен, не знает покоя, следит за Гамлетом, боится, что тайна открыта. Случайность помогает Гамлету довести до конца саморазоблачение короля. Ко двору прибывают актеры. Зная силу воздействия искусства, Гамлет решает воспользоваться ею для обличения преступности короля.
Я слыхал, Что иногда преступники, в театре, Бывали, под воздействием игры, Так глубоко потрясены, что тут же Свои провозглашали злодеянья...
Во время представления Гамлет вслух комментирует пьесу, бросая вызов королю.
Король. Ты слышал содержание? Здесь нет ничего предосудительного?
Гамлет. Нет, нет; они только шутят, отравляют ради шутки; ровно ничего предосудительного.
Король. Как называется пьеса?
Гамлет. Мышеловка. Но в каком смысле? В переносном. Эта пьеса изображает убийство, совершенное в Вене; имя герцога - Гонзаго; его жена - Баптиста; вы сейчас увидите-это подлая история; но не все ли равно? Вашего величества и нас, у которых душа чиста, это не касается; пусть кляча брыкается, если у нее ссадина; у нас загривок не натерт (III, 2).
Средство Гамлета подействовало. Волнение короля выдало его. Это видел не только Гамлет, не только Горацио, но и весь двор. Теперь уже у Гамлета не может быть сомнений в виновности Клавдия, и он имеет оправдание для мести. Почти сразу же ему представляется возможность осуществить ее, но Гамлет опять откладывает исполнение своей задачи.
На этот раз он не убивает короля потому, что тот молится и душа его обращена к небесам. Стоит прикончить Клавдия, и его душа вознесется в небо. Это не будет местью, -
буду ль я отмщен, Сразив его в душевном очищенье, Когда он в путь снаряжен и готов? Нет. Назад, мой меч, узнай страшней обхват; Когда он будет пьян, или во гневе, Иль в кровосмесных наслажденьях ложа; В кощунстве, за игрой; за чем-нибудь, В чем нет добра; тогда его сшиби, Так, чтобы пятками брыкнул он в небо И чтоб душа была черна, как ад, Куда она отправится.
Если первый импульс Гамлета - сразить короля мечом, то следом за этим пробуждается естественная для Гамлета ненависть к насилию. Но особенно останавливает Гамлета то, что убить короля сейчас - значит совершить такое же тайное и подлое убийство беззащитного, какое совершил сам Клавдий, а это совсем не то, что должен совершить принц. Задача мести в его сознании переросла в дело возмездия, а это разные вещи. Возмездие справедливо, ему незачем таиться, и - Гамлет прячет меч в ножны.
Но ненадолго. Не пройдет и часа, как он вынет его в комнате королевы, когда послышится шум за занавеской. Гамлету покажется, что это спрятавшийся и подслушивающий король, - покажется, что наступил как раз такой момент, когда он поймал короля "за чем-нибудь, в чем нет добра", - и принц убьет того, кто подслушивал его разговор с матерью. "Это был король?" - спрашивает Гамлет с надеждой. Оказалось, что он ошибся, это был Полоний. Гамлет признает, что удар предназначался не этому "суетливому шуту" - "я метил в высшего" (III, 4).
Поведение Гамлета не на шутку встревожило короля. Опасаясь разоблачения, он торопится избавиться от принца и решает отправить его в Англию. Гамлет слишком хорошо знает, на что способен Клавдий, и догадывается, что на "мышеловку" театральную король решил ответить ловушкой гораздо более опасной. Гамлет не собирается покорно принимать удар; против хитрости он будет бороться хитростью.
Готовят письма: два моих собрата, Которым я, как двум гадюкам, верю, Везут приказ; они должны расчистить Дорогу к западне. Ну что ж, пускай; В том и забава, чтобы землекопа Взорвать его же миной; плохо будет, Коль я не вроюсь глубже их аршином, Чтоб их пустить к луне: есть прелесть в том, Когда две хитрости столкнутся лбом.
Это отнюдь не речь безвольного человека, неспособного к действиям и борьбе. Но король поставил между собой и Гамлетом Розенкранца и Гильденстерна, как потом он поставит между собой и им - Лаэрта. Чтобы добраться до короля, Гамлету теперь необходимо уничтожить тех, кто стоит между ним и его врагом. И Гамлет это делает. Он "взрывает" Розенкранца и Гильденстерна той же "миной", которую они должны были подложить под него, и убивает Лаэрта той самой отравленной шпагой, которая предназначалась для погибели Гамлета. Против врагов Гамлета обращается то самое оружие, которое они поднимают на него; Клавдия Гамлет убивает шпагой Лаэрта, а королева умирает, выпив кубок с ядом, приготовленный королем для Гамлета.
Только пренебрежение к сюжету, к событиям, разворачивающимся в пьесе, могло породить представление о полной бездейственности героя. Он борется со своими врагами и словом, - для этого у него особое оружие: "Я будут говорить кинжалами" (III, 3), - и борется с мечом в руках. Достаточно вспомнить, что Гамлет хладнокровно и обдуманно посылает на смерть Розенкранца и Гильденстерна и своей рукой убивает Полония, Лаэрта и Клавдия, чтобы версия о бездеятельности Гамлета отпала.
Но человек характеризуется не только тем, что он делает; важно и то, как он это делает.
Гамлет не управляет событиями. Он медлит, колеблется, а его недремлющий противник создает для него одну ловушку за другой. Гамлету приходится не только бороться против короля, но и против создаваемых Клавдием обстоятельств. Гамлет не столько нападает, сколько обороняется.
Значительная часть недоумений, вызываемых пьесой, объясняется тем, что в поведении Гамлета все время обнаруживается непоследовательность. Его слова и действия нередко противоречат друг другу, одни слова противоречат другим, действия также несообразны друг с другом. Было потрачено много усилий, чтобы привести все, что мы знаем о поведении Гамлета, в единую систему, найти соответствие между различными моментами его жизненной судьбы. Но как ни изобретательны были критики, всегда оставались слова и поступки, не укладывавшиеся в предлагаемое объяснение. Немало тонких и хитроумных концепций, созданных тщательным и кропотливым трудом, падали как карточный домик, потому что творение Шекспира не укладывается ни в какую прямолинейную умозрительную систему.
Жизнь предстает в драмах Шекспира во всей своей текучей изменчивости, в постоянном движении, развитии, в противоречиях. Точно так же изображены им и те лица, которые стоят в центре трагедии.
Гамлет наделен подобной изменчивостью. Он и тот и не тот, каким мы его знаем. Он остается самим собой и не верен себе.
Есть ли у Гамлета план действий? Да, он намечает его и приступает к осуществлению, но никакой план не может предусмотреть всей сложности обстоятельств, с которыми приходится столкнуться в реальной жизни. На пути Гамлета встают неожиданные осложнения, непредвиденные трудности, препятствия. Они и вне его, и в нем самом. Гамлету все время приходится решать новые частные задачи, связанные с главным делом его жизни. Он вынужден сворачивать с пути, обходить препятствия. Он то забегает вперед, то возвращается назад, то действует с чрезмерной поспешностью, то нестерпимо медлит. И все же Гамлет ни на миг не упускает из виду поставленной цели, и, хотя временами он очень далеко отходит от нее, она всегда перед ним, и он подвигается к осуществлению ее, - нередко даже вопреки самому себе.
Одним из препятствий, мешавших Гамлету, была страшная и мучительная мысль о бесплодности бытия. Вспомним только его рассуждения о том, что жизнь - это запущенный сад, в котором произрастает одно лишь "дикое и злое" (I, 2), его слова о том, что земля - "пустынный мыс", воздух - "чумное скопление паров", а человек- всего лишь "квинтэссенция праха" (II, 2).
Если все так, то стоит ли бороться?-вот вопрос, который не может не вставать перед Гамлетом. В скорбных размышлениях Гамлета особенно значительное место занимают наблюдения над человеческой природой. Улыбчивый подлец Клавдий, убивший брата и захвативший его трон; королева Гертруда, которая не успела износить башмаков, в которых шла за гробом мужа, и в них же отплясывала на новой свадьбе; "суетливый шут" Полоний; неверные друзья Розенкранц и Гильденстерн; пустоголовый Озрик; и даже Офелия, невольно становящаяся пособницей Клавдия, - вот кого Гамлет видит вокруг себя. Для кого же тогда жить и бороться?
Подобно новому Диогену, Гамлет бродит с фонарем разума в поисках Человека, иначе вся его борьба теряет смысл. Одного достойного человека Гамлет знает, это - Горацио.
Ты человек, Который и в страданиях не страждет, И с равной благодарностью приемлет Гнев и дары судьбы; благословен, Чья кровь и разум так отрадно слиты, Что он не дудка в пальцах у Фортуны, На нем играющей. Будь человек Не раб страстей, и я его замкну В средине сердца, в самом сердце сердца, Как и тебя.
Но Горацио лишь мыслитель, созерцатель, а не борец. Поэтому Гамлет не предлагает ему быть соучастником мести и прибегает к помощи Горацио лишь для того, чтобы тот своим трезвым рассудком проверил его, Гамлета, подозрения о виновности короля.
У Гамлета высокий идеал того, каким должен быть человек:
Что человек, когда он занят только Сном и едой? Животное, не больше. Тот, кто нас создал с мыслью столь обширной, Глядящей и вперед и вспять, вложил в нас Не для того богоподобный разум, Чтоб праздно плесневел он.
Если разум Горацио и не заплесневал, то все же одного качества ему недостает, и именно того, которого недостаточно у самого Гамлета, - способности к действию. Горацио - мудрый созерцатель жизни, но не герой дела, а Гамлет страстно ищет такого и находит образец его. Это - Фортинбрас. Гамлета восхищает решительность и энергия, с какою норвежский принц борется за поставленную цель, хотя сама эта цель и ничтожна по сравнению с той, какую поставил себе Гамлет. Но если Горацио односторонен, будучи лишь человеком мысли, а не действия, то односторонен и Фортинбрас, который является человеком действия, но не мысли. Однако Гамлет сам человек высоко развитого интеллекта, ему нужен не пример мыслителя, а пример борца. Вот почему он и говорит с таким восхищением о Фортинбрасе, "чей дух, объятый дивным честолюбьем, смеется над невиданным исходом" (IV, 4). Гамлет знает, что Фортинбрас борется из-за пустяка, рискует жизнью своей и еще тысяч других ради клочка земли, где даже не хватит места похоронить всех, кто погибнет в этой борьбе. Но он действует, а не вянет в бесплодных размышлениях. Более того, его не тревожит исход борьбы: принесет ли она ему полную победу, победу частичную или даже поражение.
Пример норвежского принца вдохновляет принца датского, и он клянется себе претворить замыслы в действие:
О мысль моя, отныне ты должна Кровавой быть, иль прах тебе цена.
И в самом деле, мы видим, что после этого Гамлет уже не уклонится ни от одной возможности для борьбы, будет действовать решительно и смело. Он не станет больше раздумывать и колебаться, ибо слишком хорошо познал, что чрезмерная склонность к размышлениям мешает иногда действовать: "трусами нас делает раздумье" (III, 1).
Теперь уже ничто не остановит Гамлета, даже страх смерти. Он обрел в себе силу встретить любую беду и смело противостоять ей: "...нас не страшат предвестия; и в гибели воробья есть особый промысел. Если теперь, так, значит, не потом; если не потом, так, значит, теперь; если не теперь, то все равно когда-нибудь; готовность - это все" (V, 2). Готовность, о которой говорит Гамлет, - это готовность встретить любую опасность и даже смерть в той борьбе, которую он намерен вести теперь до конца. Это готовность борца, а не пассивное ожидание судьбы. Важнейший итог духовного развития Гамлета состоит в том, что он созрел для борьбы, даже если, как он предполагает, ему не суждено будет увидеть победу и пожинать ее плоды.
Поэтому, безусловно, прав Белинский: "...Гамлет уже не слаб... борьба его оканчивается: он уже не силится решиться, но решается в самом деле, и от этого у него нет уже бешенства, нет внутреннего раздора с самим собою, осталась одна грусть; но в этой грусти видно спокойствие, как предвестник нового и лучшего спокойствия"*.
* (В. Г. Белинский, Поли. собр. соч., т. II, стр. 285-286.)
Да, Гамлет нашел себя, обрел утраченную гармонию мысли и воли, но это не младенческая гармония незнания, а гармония зрелой мысли, "глядящей и вперед и вспять". Гамлет познал жизнь, ни одна темная сторона ее не скрыта теперь от него, он определил свою цель - уничтожить зло, и обрел силы, необходимые для суровой и беспощадной борьбы. Но грусть уже никогда не покинет его, ибо, как ни понимаешь все, плохое не становится от этого хорошим. Дорогой ценой купил Гамлет познание жизни и назначения человека; несчастья, пережитые им, были слишком велики, чтобы он мог избавиться от меланхолии. Всякие попытки представить себе Гамлета иным уничтожают образ, созданный Шекспиром, и недаром еще Маркс иронизировал по поводу такой обработки "Шекспировского Гамлета, в которой не хватало не только меланхолии датского принца, но и самого принца"*.
* (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. X, стр. 461.)
Субъективная трагедия Гамлета не должна, однако, мешать нам увидеть и объективную сущность трагедии героя. Эта последняя раскрывается нам в характере действий принца.
Гамлет не страдал безрассудством Дон Кихота, и тем не менее он поступил по-донкихотски, - решил бороться один на один со всеми несправедливостями общества. Едва ли нужно говорить о том, что подобного рода задача непосильна ни для одного человека, как бы велик он ни был; ее в состоянии выполнить только народ, да и то при наличии определенных исторических условий.
В эпоху Шекспира условия для освобождения человечества еще не созрели. Но народ боролся, и история эпохи отмечена одной из величайших социально-освободительных войн - Крестьянской войной в Германии (XVI в.)*. Народные восстания потрясали и Англию времен Шекспира.
* (Она упоминается в "Генрихе VIII" (V, 3).)
Но, Может быть, мы должны переложить вину с героя на автора, может быть, Шекспир, как у нас иногда говорят, чего-то "недопонял" и не отразил? Нет, великий реалист показал все правильно в своей трагедии. В ней есть народ, и он не только ропщет где-то за стенами Эльсинорского замка, но врывается в него, угрожая королю (IV, 5).
Недовольный деспотом-королем, народ лишь ждет случая, чтобы восстать. Смерть Полония рождает новый взрыв негодования. Не зная, что произошло во дворце, народ видит в этом руку короля-убийцы. Лаэрт решает воспользоваться настроением датчан, поднимает их на бунт, и вот как описывает перепуганный дворянин разбушевавшуюся народную стихию:
Сам океан, границы перехлынув, Так яростно не пожирает землю, Как молодой Лаэрт, с толпой мятежной, Сметает стражу. Чеонъ идет за ним; И, словно мир впервые начался, Забыта древность и обычай презрен...
Лаэрт восстал, чтобы мстить, народ восстает, чтобы свергнуть короля. Таким образом, в трагедии изображена попытка мятежа, кончающегося бесплодно, так как король переманивает Лаэрта на свою сторону.
Следовательно, вопрос о взаимоотношениях Гамлета с народом не навязывается произведению Шекспира извне, он вытекает из самой пьесы. Шекспир показывает, что и те, кто "стонут под ношей жизни", враждебны Клавдию и миру, против которого воюет Гамлет. Но Гамлет не объединяется с ними и ведет борьбу в одиночку.
Гамлет боролся во имя всех людей, ради их блага, но сам был очень далек от них. В этом величайшая слабость благородного принца, о которой он даже не подозревал, но которую могучий гений Шекспира прозрел и представил как трагедию, ибо социально-исторически трагизм Гамлета заключается в его оторванности от народа. Иным Гамлет и не мог быть, таким его сделало время, которое еще не созрело тогда для рождения непобедимого союза народа с передовой мыслью.
Самые большие ошибки критики в отношении "Гамлета" проистекали из чересчур расширительного толкования ее философского и общечеловеческого смысла. Предполагали, что, поставив коренные вопросы бытия, трагедия дает на них ясные и недвусмысленные ответы. Между тем Шекспир никогда не претендовал на это. Если трагедия и дает ответ, то только на вопрос о том, что за человек был Гамлет и те люди, которые его окружали. Правда, даже и в отношении Гамлета, как мы знаем, между критиками нет согласия. Но в том и состоит особенность его характера. Он настоящий человек, показанный нам гениальным художником глубоко и всесторонне. Нам кажется, что непоследователен был Шекспир. На самом деле непоследователен бывает Гамлет. И только такой смелый художник, как Шекспир, мог решиться на то, чтобы показать характер во всей его подвижности и изменчивости.
Иногда требуют от искусства, чтобы оно давало такую картину действительности, где все ее стороны четко отграничены друг от друга и для каждого явления отведено определенное место. То же самое требование предъявляется и к изображению характеров. Мы желаем, чтобы они обладали той прозрачной ясностью, которая позволяет легко отличить хорошее от дурного. Мы сами себе нередко облегчаем задачу, упрощая и сводя все к привычным, удобным понятиям и формулам. Многие критические разборы "Гамлета" строятся именно по такому методу. Но это не приближает, а отдаляет нас от понимания великой трагедии, художественное значение которой состоит в том, что она воссоздает жизнь во всей ее сложности. Об этом свидетельствует композиция произведения. Здесь несколько потоков, линий действия, скрещивающихся в самых неожиданных сочетаниях. В частности, это заметно с наибольшей силой на той линии действия, которая кажется поначалу лишней и не имеющей существенного значения для центральной темы, - на линии Фортинбраса. Она все время находится далеко от темы Гамлета, но потом в какой-то момент смыкается с ней самым тесным образом в сцене, когда Гамлет наблюдает проход войск норвежского принца (IV, 4). Точно так же эпизод с появлением бродячей труппы актеров выглядит сначала как случайный для сюжета, а потом оказывается, что актеры, сами того не сознавая, выполняют важнейшую действенную функцию. Спектакль, поставленный ими, обозначает один из кульминационных пунктов борьбы между Гамлетом и Клавдием.
Так построенное действие, в котором случайное переплетается с неизбежным, не только создает иллюзию действительности, но и представляет собой наиболее реалистически точное воспроизведение ее.
В других драмах, наряду с образами живыми, нет-нет да и попадаются фигуры однолинейные. О персонажах данной трагедии этого не скажешь. Пожалуй, ни в ком это не проявляется так, как в образах короля и королевы. Что Клавдий злодей - это бесспорно. Но если мы внимательно приглядимся ко всем эпизодам, в которых он появляется на сцене, то увидим, что в большинстве из них он представлен совсем не своими злодейскими чертами. Мы видим его как государя, озабоченного политическими делами, заботливого мужа, но во всем, что он делает, ощущается какая-то напряженность. Он хочет казаться и быть нормальным человеком, но тайная вина не дает ему покоя, и мы видим, как сознание своей преступности гложет его. Он не злодей типа Ричарда III или Яго. Это обыкновенный и даже мелкий человек, совершивший большое преступление. Не то чтобы у него были какие-нибудь особенно хорошие черты, но нет в нем и того последовательного неудержимого стремления ко злу, которое мы наблюдаем в титаничных образах Шекспировских злодеев. И все же в целом Клавдий человек насквозь прогнивший, вызывающий к себе особую ненависть Гамлета именно потому, что его злодейство прикрыто маской, маской доброжелательной улыбки.
Пожалуй, самым загадочным характером трагедии является королева Гертруда. Ее обожал покойный король, ради любви к ней Клавдий пошел на преступление, сыновняя любовь Гамлета прорывается даже сквозь его негодование против ее измены. И то, что любовь, возбуждаемая ею, побуждает не только к добру, но и к злу, отражает глубочайшую двойственность ее характера. Мы никогда не узнаем, была ли она причастна к тайному убийству первого мужа. Вероятнее всего, с точки зрения юридической ее следует признать невиновной. И все же есть нечто ядовитое, отравляющее в ее красоте, и мы не можем не чувствовать того, что зло таится где-то и в глубине души этой царственной красавицы. Лучшая сторона ее натуры проявляется в материнской заботе о Гамлете. Худшая - в том аромате чувственности, который она распространяет вокруг себя. В ней более, чем во всех других персонажах, проявляется то особое состояние человеческой натуры, при котором грань перехода от добра к злу становится неуловимой. С этого и начинается падение человека. Зло подкрадывается незаметно. Пример матери, более чем что-либо другое, вызывает настороженность Гамлета по отношению ко всем окружающим людям. Его недоверие к ним имеет своим источником не столько прямое злодейство Клавдия, сколько смутную неуловимую вину Гертруды. Отсюда и отказ Гамлета от любви Офелии. Она тоже становится невольной пособницей зла.
Образ Офелии - одно из мастерских созданий Шекспира. Офелия может служить примером предельной экономии, с какой Шекспир достигает необыкновенной живости художественного образа. Это показывает простейший подсчет: вся роль Офелии насчитывает лишь около 150 строк текста. Между тем Шекспир сумел раскрыть нам посредством этих полутораста строк характер, полный необыкновенного обаяния, и показать поистине трагическую судьбу героини.
Все в Офелии озарено нежным девичеством. В чем-то еще дитя, как Джульетта, она, подобно ей, уже созрела и для большой страсти. Любовь составляет основу ее натуры. Она предана семье - отцу и брату, любит Гамлета. Обстоятельства ставят ее в трагическое положение: она должна делать выбор между семейными привязанностями и любовью к принцу. Она не понимает, почему жизнь требует, чтобы одна любовь исключала другую. Ей хотелось бы примирить эти две сердечные склонности. На свидание с Гамлетом она идет, подсылаемая Клавдием и Полонием, думая, что ее любовь поможет исцелению недуга принца. Ни в малой степени не собиралась она предать своего возлюбленного. Она еще не понимает того, что Полоний вовлек ее в интригу против Гамлета, а принц убеждается в том, что ее, такую чистую и прекрасную, хотят сделать орудием его гибели. Он не издевается над ней, когда советует ей идти в монастырь. Жить в мире, каков он есть, и избежать его грязи невозможно: "будь ты целомудренна, как лед, чиста, как снег, ты не избегнешь клеветы" (III, 1).
Первый страшный удар постигает Офелию, когда Гамлет отказывается от ее любви. Второй, еще более страшный удар - убийство Гамлетом Полония. Возлюбленный убил ее отца! Этого она не может ни понять, ни простить, рассудок ее не в силах осмыслить происшедшее. Офелия знает лишь: то, что случилось, ужасно, и жизнь теряет для нее смысл. Поэтому-то она и сходит с ума. Мир, в котором один любимый ею человек мог убить другого, которого она по-своему тоже любила, чудовищно неразумен. Ум Офелии не справился с мучительными и неразрешимыми противоречиями.
Изображая безумие Офелии, Шекспир решил еще одну художественную задачу. Сцены безумия в пьесах его времени, как правило, воспринимались публикой в комическом плане. Мнимое безумие Гамлета, по-видимому, вызывало смех у публики "Глобуса". Но едва ли воспринимались как смешные два появления безумной Офелии. Шекспир показал страшную драму прекрасной души, разбитой вдребезги ужасными противоречиями жизни. Офелия остается прекрасной и в своем безумии. Даже в состоянии умопомрачения пробивается нежность, присущая ее натуре, мягкий лиризм, выразительнее предстающий перед нами от контраста с легкомысленными песенками, которые поет лишившаяся рассудка девушка.
Вернемся теперь еще раз к герою. Гамлет не рисуется и не преувеличивает, когда говорит Офелии: "Сам я скорее честен; и все же я мог бы обвинить себя в таких вещах, что лучше бы моя мать не родила меня на свет; я очень горд, мстителен, честолюбив; к моим услугам столько прегрешений, что мне не хватает мыслей, чтобы о них подумать, воображения, чтобы придать им облик, и времени, чтобы их совершить" (III, 1).
Обаяние ума Гамлета держит нас под гипнозом, и нам кажется, что человек, наделенный такой силой мысли, должен быть идеален во всех других отношениях, но в том-то и дело, что Гамлет не идеальный, а реальный человек, поэтому он ощущает в себе возможность такого же зла, которое отравило и душу других. Бесстрашие Шекспира как художника проявилось в том, что он не побоялся показать это. Гамлет тоже может быть жесток. И на нем не меньшая вина, чем на его матери, ибо если ее красота посеяла злые семена в душе Клавдия, то его желание быть честным и последовательным явилось, в конечном счете, причиной того, что он сгубил Офелию. Можно сколько угодно говорить о вине объективных обстоятельств, но остается непреложным то, что Гамлет сначала отверг ее любовь, а затем, убив ее отца, довел Офелию до потери рассудка.
Истинная проблема характера Гамлета связана не с его медлительностью, а с тем, что, живя в мире, где зло царит, он сам каждый миг находится в опасности подвергнуться всеобщей заразе. Даже тогда, когда он собирается свершить акт справедливого возмездия, он попутно совершает и неоправданные жестокости.
Как остаться чистым в обстановке, где зло неизбежно, - вот одна из больших общечеловеческих проблем, возникающих в трагедии. Внимательный анализ показывает, что, с точки зрения догматической морали, Гамлет далеко не безгрешен. Но так же как фактическая невиновность Гертруды не делает ее действительно чистой, так фактическая виновность Гамлета ничуть не пятнает его чистого нравственного облика. Это один из тех парадоксов жизни, для изображения которого нужно проникновение в сущность характеров и обстоятельств такое, каким обладал Шекспир.
Жизнь Гамлета трагична не только потому, что он окружен массой зла и не знает, как ему с ним бороться, но еще и потому, что перед ним все время идеал подлинной человечности, а он ощущает, что сам далек от него. Это - трагедия самых великих душ, трагедия людей наибольшей честности и требовательности по отношению к самим себе. Никто так не беспощаден в самооценке, как Гамлет. Все другие персонажи трагедии, во внутренний мир которых нас допустил Шекспир, всегда заняты самооправданием. Один лишь Гамлет предается самообвинениям. К этому можно отнестись как к проявлению слабости, считая, что человеческое достоинство страдает от подобного самоуничижения. Это аргумент тех, кто не верит в необходимость полной правды. А Гамлет без этой полной правды жить не может. И самое прекрасное в нем это то, что в своем стремлении к правде он менее всего щадит самого себя. Этим он и возвышаемся над всеми остальными персонажами трагедии. Но не только над ними. Он стал для всего мира образом человека великой совести, искателя истины и борца за справедливость.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://william-shakespeare.ru/ 'Уильям Шекспир'