"Отелло"
В реестре дворцовых увеселений записано, что 1 ноября 1604 года "актеры его величества короля" (Иакова I), то есть труппа Шекспира, представила в банкетном зале пьесу "Отелло, венецианский мавр". Если это не была премьера, то, во всяком случае, пьеса была новой. Э. К. Чемберс датирует ее 1604 годом. Первое издание вышло лишь после смерти Шекспира - в 1622 году, а в следующем году трагедия была перепечатана в фолио.
Источник сюжета - новелла из сборника итальянского писателя Джиральди Чинтио "Гекатомити" (1565). В итальянском рассказе персонажи не имеют имен, за исключением "Диздемоны".
По построению действия "Отелло" наиболее совершенная из трагедий Шекспира. Композиция здесь отличается четкостью, последовательностью и редкой для Шекспира концентрированностью. Глубокое единство, пронизывающее все действие, находит себе соответствие и в стиле. Это и наиболее реалистическое - в современном смысле - произведение Шекспира. Здесь нет сверхъестественных элементов, духов или призраков. Подлинность того мира, в котором разыгрываются события, не вызывает сомнений. В трагедии нет и намека на символизм. Все здесь от начала и до конца реально. Характеры персонажей обладают той конкретностью и индивидуальностью, которые делают из них живых людей без всякого метафизического философского довеска.
Но реализм Шекспира и здесь остается поэтическим. Поэтичность разлита не только в языке драмы. Она прежде всего возникает перед нами в живом воплощении в образах героя и героини - Отелло и Дездемоны, натурах поэтических в своем существе.
Для эпохи Шекспира "Отелло" одно из наиболее современных произведений. Уже сам сюжет не связан ни с античностью, ни с средневековьем. Перед нами Италия эпохи Возрождения - страна самой передовой культуры того времени.
Венеция у Шекспира всегда предстает как государство нового типа. Так было в "Венецианском купце", где выразительно подчеркнуты отношения, возникающие на почве господства денег в новом обществе. Так это обстоит и в "Отелло". Только центральным мотивом здесь являются не деньги, а те новые общественные отношения, которые открывают перед каждым возможность достичь высокого положения в обществе, независимо от происхождения.
Мы видим это на примере Отелло, который является не только чужестранцем, но и человеком другой расы. Тем не менее его доблести и заслуги завоевали ему высокое положение в государстве. Он лучший полководец на море и на суше, и ему доверяется командование венецианским флотом в борьбе против турок.
Общество, изображенное в "Отелло", уже в значительной мере освободилось от средневековых сословных предрассудков. Но и оно не знает действительной свободы. Значение человека определяется местом, какое он сумел занять в государстве. Но личность для этого государства имеет значение лишь в той мере, в какой она способна ему служить. Она существует не для себя, а для государства. Это ясно видно на примере двух значительных деятелей Венеции - Брабанцио и Отелло.
Брабанцио принадлежит к патрицианской верхушке Венеции. Его звание сенатора дает ему право на решающий голос в делах республики. Но когда он обращается в сенат с жалобой на то, что мавр "околдовал" его дочь, дож, при поддержке остальных сенаторов, оставляет его жалобу без внимания. В данный момент Венеции нужнее полководец Отелло, и дож решает тяжбу в его пользу. Но вот Отелло выполнил свою миссию и занял Кипр. Опасность миновала, и сенат смещает его с поста.
Хотя это лишь детали большой картины и на них, как правило, не обращают внимания, но они-то как раз характеризуют социальную атмосферу трагедии.
Перед нами, следовательно, общество эпохи Возрождения в своем "чистом" виде. Центральный конфликт трагедии имеет своей основой борьбу, типичную для новых общественных условий.
Отелло, Яго, Кассио и другие персонажи трагедии принадлежат миру, охваченному авантюрным духом. Здесь вершатся большие дела, и каждому открыт доступ к командным должностям. Отелло достиг высокого поста своими воинскими доблестями. Глядя на него, и Яго возмечтал о высоком положении. Ему казалось, что его боевые заслуги тоже давали право на возвышение. Но его обошли. Своим помощником или заместителем (именно такое значение имеет здесь звание "лейтенанта") Отелло избрал не Яго, а Кассио.
Может показаться странным, что разбор трагедии, где центральными являются темы ревности и доверия, мы начинаем с вопроса о продвижении по службе*. Но это странно только для тех, кто находится под гипнозом "психологической" критики. Я начинаю разбор с того же, с чего Шекспир начинает трагедию: с объяснения причин ненависти Яго к Отелло. Реалист Шекспир очень конкретно раскрывает, что в конечном счете послужило исходным пунктом всего последующего. Все началось с обиды Яго на Отелло, и у нас нет оснований не верить Яго, когда он говорит:
* (Я не мог не испытать влияния этюда Н. Берковского об "Отелло", впервые напечатанного в 1946 г. и вошедшего в книгу Н. Берковского, "Статьи о литературе", Гослитиздат, М.-Л. 1962, стр. 64-106.)
Трое знатных граждан Меня к нему на лейтенантский пост Усердно прочили, поверьте, цену Себе я знаю, должности я стою; Но он в своем надменном самодурстве Пускается в напыщенные речи Со множеством военных страшных слов, И, в заключенье, Ходатаям - отказ: "Я, говорит, Себе уже назначил офицера".
Особенно возмущает Яго то, что ему предпочли человека, не имеющего таких же боевых заслуг, как он. Его соперник -
великий арифметик, Микеле Кассьо, некий флорентинец, Сгубить готовый душу за красотку, Вовеки взвода в поле не водивший И смыслящий в баталиях не больше, Чем пряха; начитавшийся теорий, Которые любой советник в тоге Изложит вам: он - не служилый воин, А пустослов. Но предпочли его. А мне, который показал себя На Кипре, на Родосе, в басурманских И христианских странах, застят ветер Конторской книгой; этот счетовод К нему назначен - видишь - лейтенантом, А я - изволь! - хорунжий при Смуглейшем.
Яго не понимает, почему Отелло предпочел ему Кассио. Между тем едва ли мы ошибемся, предположив обдуманность выбора. Яго по опыту воин такой же, как Отелло, иначе говоря, практик воинского дела. Умный мавр именно потому и не выбрал его. Ему нужен был помощник, сильный в том, в чем Отелло, вероятно, был слаб, - в военной теории.
Но Яго думает не о пользе дела, а только о личных выгодах. Показательно, что он, ратующий за справедливость, не понадеялся на свои заслуги и прибег к влиятельным протекциям ("трое знатных граждан" хлопотали за него). Но он же с непоследовательностью, свойственной людям такого толка, возмущается и уже валит с больной головы на здоровую.
В том и проклятье службы, Что движутся по письмам, по знакомству, А не по старшинству, когда за первым Идет второй.
Поразительная реалистическая точность! Речь идет отнюдь не о деталях. Здесь, именно здесь происходит завязка великой трагедии. Она коренится во вражде и соперничестве, возникающих в новом обществе, рождавшемся на глазах Шекспира. Если мы пройдем мимо этого, то все последующее повиснет в воздухе и превратится в трагедию абстрактных добра и зла. У Шекспира они конкретны.
Новое общество с гениальной прозорливостью воплощено Шекспиром в двух противостоящих друг другу героях.
Отелло выражает одну сторону эпохи Возрождения. Он человек, овеянный авантюрным духом времени. Смелый и предприимчивый, он бросался навстречу опасностям, и в испытаниях, выпавших на его долю, закалил свой характер. Самое главное, чего он добился, - это умения подчинить свои страсти разуму. В нем, каким мы видим его в начале трагедии, осуществился тот гуманистический идеал, который был обрисован Гамлетом. К Отелло с полным правом можно применить слова датского принца, ибо он действительно до какого-то момента -
человек, Который и в страданиях не страждет И с равной благодарностью приемлет Гнев и дары судьбы...
В Отелло
кровь и разум так отрадно слиты, Что он не дудка в пальцах у фортуны, На нем играющей
Именно таким предстает он перед нами в своем замечательном рассказе об испытаниях, пережитых им. Его увлекала не жажда карьеры, а жизненная борьба, в которой он мог применить свои силы и способности. Успех пришел сам собой. Но высшей наградой для Отелло было не то, что он достиг высокого поста, а любовь Дездемоны.
Два поэта определили наше понимание трагедии "Отелло". Один из них Пушкин, углубивший концепцию характера героя своим знаменитым замечанием о том, что Отелло от природы не ревнив, а, напротив, доверчив. Другой - А. Блок, объяснивший, чем была для Отелло любовь Дездемоны. Блок писал, что "в Дездемоне Отелло нашел душу свою, впервые обрел собственную душу, а с нею - гармонию, строй, порядок, без которых он - потерянный, несчастный человек. "Когда я перестану любить тебя, наступит хаос". Отелло стоял на том пути, конечной целью которого было обретение души, обретение Дездемоны. Он свою беспутную душу опутал службой чужому народу; он заковал в латы свои вены, в которых билась безрассудная черная кровь. Наградой за это долгое сдерживанье стихийных сил, почти безудержных сил, была душа, была Дездемона... Дездемона вырвала его "из адских бездн", которые иначе неминуемо поглотили бы его"*.
* (Александр Блок, Собр. соч. в восьми томах, т. 6, Гослитиздат, М.- Л. 1962, стр. 387. )
Все разделяло их: возраст, общественное положение, расовые различия. Но, слушая рассказы Отелло о его жизни, Дездемона поняла душу этого человека и оценила его достоинства.
Я стал ей дорог тем, что жил в тревогах, А мне она - сочувствием своим.
Любовь не изнежила Отелло. Его воинский долг всегда стоит для него на первом месте. Сенаторам, отправляющим его в поход, он говорит:
Не скрою, - Я почерпаю радостную бодрость В лишениях.
Его не удручает даже то, что это отнимает радость близости с Дездемоной. И если он присоединяется к ее просьбе разрешить ей сопутствовать ему, то, как он говорит, не затем, чтобы
утешить сластолюбье Иль утолить мой пыл, - младые страсти Во мне угасли - и мое желанье, Но чтобы щедрым быть к ее душе. И небо вас избави заподозрить, Что близ нее мой долг я ущерблю. Нет, если легкокрылые игрушки Пернатого Эрота сладкой ленью Зашьют глаза моим душевным силам, Изнежив отдых и ослабив труд, Пусть бабы превратят мой шлем в таган, И все постыднейшие злополучья Да поразят достоинство мое.
И Дездемона любит в нем то, что он весь отдался своему делу.
Лицом Отелло был мне дух Отелло, И доблести его и бранной славе Я посвятила душу и судьбу.
Ми в чем благородство духа Отелло не выразилось так, как в его словах об отношении к Дездемоне: "щедрым быть к ее душе". Они оба щедро отдают друг другу свои душевные богатства. Оттого их любовь так красива.
Шекспир обрисовал нам в первых же сценах характер Отелло, как он проявляется в общественных отношениях, в деле и в личных чувствах. Мы видим перед собой человека истинно благородного духом, великого в своих деяниях и прекрасного в помыслах и чувствах. Он живое воплощение ренессансного идеала человечности.
Яго тоже человек эпохи Возрождения. Не меньше Отелло может он рассказать о "бедственных событиях, о страшных случаях", но, пройдя через сходный жизненный опыт, он вынес из него совсем другие уроки. Идея жизни Отелло - он сам, в том смысле, что надо воспитать себя подлинным человеком. Идея жизни Яго тоже он сам, но совсем в другом смысле. Ценность человека Яго видит не в нем самом, а в положении, какое он занимает в жизни. Стать человеком для него означает занять высокую должность. Вот его мерило человеческого величия и значимости.
Он не просто карьерист, но и своеобразный философ карьеризма. Исторически философия Яго - типичное для эпохи Возрождения понимание макиавеллизма. Как и "князь" Макиавелли, он исходит из того, что человек существо низменное. Убеждая Родриго, что его дело еще не проиграно, Яго так характеризует отношения Отелло и Дездемоны. "Не может быть, чтобы Дездемона еще долго любила Мавра, - набей деньгами кошелек, - а также он ее; это было бурное начало, и ты увидишь подобный же разрыв; только набей деньгами кошелек. Эти мавры переменчивы в своих желаниях: наполни кошелек деньгами. Кушанье, которое сейчас для него слаще акрид, вскоре станет для него горше чертова яблока. А она должна променять его на молодого. Когда она пресытится его телом, она увидит, что ошиблась в выборе. Ей необходима перемена, необходима. Поэтому - набей деньгами кошелек" (I, 3).
Яго не верит в чувства. По его понятиям, существуют только желания, аппетит, и любовь для него сводится к этому. Он и в самом деле думает, что даже такую женщину, как Дездемона, можно купить. Эта тема потом еще раз встанет в трагедии, и мы поймем, почему Яго убежден в том, что все женщины продажны: вспомните беседу Дездемоны и Эмилии, когда Дездемона говорит, что она не могла бы изменить мужу, даже если бы ей за это предложили целый мир; на это Эмилия отвечает: "Конечно, я бы этого не сделала за складной перстень, или за отрез полотна, или за какие-нибудь платья, юбки, чепчики или всякие там пустяковые подачки. Но за целый мир - да всякая наставила бы своему супругу рога, чтобы сделать его монархом" (IV, 3). Яго, надо полагать, достаточно знает свою супругу, чтобы понимать ее мысли.
Может показаться парадоксальным, но Яго, как и Отелло, верит в разум и даже в то, что он призван укрощать страсти. Но вслушаемся в то, как он развивает эту сторону своей философии, и нам станет ясно, что цель ее совсем иная, чем у благородного и гуманного мавра.
"От нас самих зависит быть такими или иными, - поучает он Родриго.- Наше тело - это сад, где садовник - наша воля. Так что если мы хотим сажать в нем крапиву или сеять латук, разводить иссоп и выпалывать тимиан, заполнить его каким-либо одним родом травы или же расцветить несколькими, чтобы он праздно дичал или усердно возделывался, то возможность и власть распоряжаться этим принадлежит нашей воле. Если бы у весов нашей жизни не было чаши разума в противовес чаше чувственности, то наша кровь и низменность нашей природы приводили бы нас к самым извращенным опытам. Но мы обладаем разумом, чтобы охлаждать наши неистовые порывы, наши плотские влечения, наши разнузданные страсти. Поэтому то, что ты зовешь любовью, я рассматриваю как некий отросток или побег" (I, 3).
Все это рассуждение с головой выдает Яго. В то время как Отелло стремится к гармонии разума и чувств, Яго отказывает человеческим чувствам в достоинстве. Они для него вредные "отростки". Разум Яго - холодный, жестокий разум себялюбца и карьериста. Он нужен ему лишь для подавления "слабостей", какими могут оказаться привязанности человека к другим людям.
Яго человек нового времени и в том отношении, что он не верит в прежние патриархальные связи между господами и подчиненными.
Не редкость Усердный и угодливый холоп, Который, обожая раболепство, Прокорма ради, как осел хозяйский, Износит жизнь, а в старости - отставлен. Кнут этим честным слугам!
Стараться ради кого-либо другого он ни за что не станет. В этом смысле Яго человек новой психологии, индивидуалист. Он сам признается, что если и выполняет долг, то лишь для вида, ибо принадлежит к числу тех,
Которые, надев личину долга, В сердцах своих пекутся о себе И, с виду угождая господам, На них жиреют, а подбив одежду - Выходят в люди; это - молодцы, И я считаю, что и сам таков.
Как видим, Шекспир ясно и недвусмысленно обрисовал характеры и душевный склад двух главных персонажей трагедии. Столкновение между ними обусловлено не личным соперничеством. Это борьба двух мировоззрений, двух различных отношений к жизни и человеку. О враждебности к нему Яго благородный Отелло даже не подозревает. Борьба является неравной потому, что враг скрывает истинное лицо, маскируясь добрым малым, прямодушным воином-рубакой.
Конфликт Яго - Отелло представляет собой столкновение "реализма" и "идеализма". Я ставлю эти слова в кавычки, ибо "реализм" Яго строится на трезвом, но бездушном понимании жизни, тогда как "идеализм" Отелло, при всей его недальновидности, основан на лучших человеческих стремлениях, на вере в добро и в человека.
Яго мог погубить Отелло разными способами. Ему ничего не стоило бы оклеветать его перед всеми. Но это не было бы той страшной местью, которую он ему готовил. Яго важно не просто уничтожить Отелло, ему необходимо победить его в том моральном конфликте, который существует между ними и который ему, Яго, очевиден. Он видит, что Отелло достиг величайшей духовной гармонии. Поэтому для него отомстить Отелло означает необходимость разбить то, что составляло цель и венец жизни Отелло, - разбить гармоническое единство разума и чувства, посадить в "саду" души Отелло самые ядовитые растения, и он принимается за это с полным знанием дела.
Яго нельзя отказать в проницательности. Он знает, в чем сила Отелло - в благородстве его духа, и на этом он решает играть.
У Мавра щедрый и открытый нрав: Кто с виду честен, в тех он видит честность И даст себя вести тихонько за нос, Как ослика.
Яго идет на приступ самой главной душевной твердыни Отелло - его веры в человека, притом он избирает объектом своих нападок то существо, в котором для Отелло воплощена высшая человеческая красота и достоинство, - Дездемону.
Блок писал: "...не добродетель, не чистота, не девичья прелесть Дездемоны отличают ее от окружающих; ее отдичает прежде всего то необыкновенное сияние, которым она озарила и своего жениха. Я отказываюсь говорить поэтому о добродетелях, которыми обладает Дездемона; она - сама добродетель, она сама и есть та несказанная сущность, которая снизошла на мавра. Дездемона - это гармония, Дездемона - это душа, а душа не может не спасать хаоса"*.
* (Александр Блок, Собр. соч. в восьми томах, т. 6, Гослитиздат, М.-Л. 1962, стр. 388.)
Теперь мы знаем, на что покушается Яго - на душу Отелло. И ужаснее этого он ничего не мог придумать.
Яго отличный тактик и стратег в психологической борьбе. Начав осаду Отелло, Яго сначала действует мелкими набегами. Он бросает намеки, возбуждает у Отелло желание узнать, в чем дело, постепенно растравляет его душу сомнениями, затем подстраивает "доказательства", пока, наконец, как ему кажется, не одерживает победу.
Был ли у Яго с самого начала готовый план "кампании"? Нет. У него была стратегическая цель, но борьбу он вел, применяясь к обстоятельствам, используя все, что подвертывалось по пути. Решала все целеустремленность Яго, мысль которого работала в определенном направлении, из всего создавая "доказательства" вины Дездемоны.
Он начал с того, что скомпрометировал Кассио: напоил его и ввязал в драку, нарушившую покой первой же ночи на Кипре. Как должен торжествовать Яго, когда у Отелло вырываются слова:
Видит небо, кровь во мне Готова свергнуть власть разумной воли, И страсть, темня рассудок, начинает Брать верх. И если я ступлю хоть шаг Иль вскину руку, лучшего из вас Сразит мой гнев.
Теперь Яго становится ясно, что надо сделать: вызвать в Отелло страсть, которая затемнит его рассудок, и тогда мавр поднимет руку даже на лучшую из всех.
В дальнейшем все происходит именно так. Но душевные переживания Отелло оказываются гораздо сложнее, чем предполагает Яго. Ему удалось одержать лишь временную и неполную победу.
Яго возбуждает в душе Отелло чувство глубокой ревности. Отелло потрясен мнимой изменой жены. Мысль о том, что чистая и прекрасная Дездемона могла предаваться ласкам с другим, вызывает у него страшные муки. Он не может без омерзения думать о близости Дездемоны с Кассио. Поверив Яго, он полагает, что их свело только сладострастие, похоть, а не любовь. "Козлы и обезьяны", - восклицает он, ибо, как ему кажется, Дездемона предала их любовь ради скотского наслаждения.
Но есть в его переживаниях, связанных с мыслью об измене Дездемоны, и другая сторона. Отелло знал, что он в Венеции чужой не только потому, что происходит из другой страны, но также потому, что он другой расы. Любовь Дездемоны, как ему казалось, стерла все различия, какие были между ним и венецианцами. Но теперь, когда Яго убедил его в измене Дездемоны, перед ним снова во всей ясности встает тот факт, что он никогда и ни при каких условиях не мог стать своим человеком среди венецианцев, и даже для лучшей из их среды - для Дездемоны. "Черный!" - и в этих словах звучит боль души человека, осознавшего, что всех его достоинств не хватило для того, чтобы разбить преграду между ним и обществом, с которым он связал свою судьбу, отдав ему все свои силы и способности.
С самого начала ревность Отелло, таким образом, оказывается не просто чувством уязвленного изменой мужчины, а чем-то гораздо большим. Душевная драма, переживаемая им, имеет не только личный характер. Она неразрывно связана с условиями общественной жизни. Но и это еще не все. Поскольку для Отелло любовь Дездемоны имела всеобъемлющее значение и означала торжество жизненных идеалов, ее измена влечет за собой и крушение этих идеалов.
Самый важный из них для Отелло - вера в человека. Дездемоне он отдал все душевное богатство, накопленное в жизненных испытаниях. Своей изменой она попрала лучшее и самое драгоценное, что было у Отелло. Любовь к Дездемоне воплощает для Отелло высшую душевную гармонию.
Люблю тебя! А если разлюблю, Вернется хаос.
Благодаря стараниям Яго наступил такой момент, KOf- да Отелло почувствовал, что в душе его действительно воцаряется хаос.
Всю эту глупую мою любовь Я шлю ветрам: подул - и нет ее. Восстань из бездны, ужас черной мести! Отдай, любовь, престол свой и венец Слепой вражде! Распухни, грудь, от груза Змеиных жал! Как воды Понта, Чей ледяной поток и мощный бег Не ведает отливов, но несется Сквозь Пропонтиду и сквозь Геллеспонт, Так мой кровавый гнев, не озираясь И не отхлынув к нежности, помчится, Пока его не поглотит простор Огромной мести.
Отелло, каким мы его знали вначале, думал, что он живет в мире более возвышенных отношений, чем те, которые существуют в среде обычных людей. Уверенность в этом ему давала любовь Дездемоны. Теперь Яго убедил его, что ему не удалось построить свою жизнь на отношениях более высокого порядка. Мысль об этом Яго настойчиво вбивает в его сознание:
Ведь каждый бородач, который впрягся, Быть может, тянет тот же груз. Мильоны Ложатся ночью в общую кровать, А верят, что - в свою.
Хаос, воцарившийся в душе Отелло, проявляется даже в том, что меняется стиль его речи. В первых трех действиях трагедии, пока он был самим собой, речь его отличалась возвышенностью, отражая строй мыслей и чувств, присущих ему. Но вот Яго разрушил его душевную гармонию, и Отелло начинает думать и говорить иначе, чем до сих пор: "Да, пусть она сгниет, и погибнет, и будет проклята сегодня ночью. Потому что ей жить нельзя. Нет, мое сердце обратилось в камень; я ударяю по нему, и руке моей больно" (IV, 1).
Ко всем мучениям Отелло добавляется еще одно, неизбежно связанное с чувством ревности, - сомнение. Яго убедил его в том, что Дездемона неверна. И все же, когда он видит ее, ее красота и обаяние по-прежнему оказывают на него воздействие. "Такая чудная женщина, красивая женщина, прелестная женщина!.." "О, в мире нет создания прелестней! Она могла бы возлежать рядом с императором и повелевать ему!" "О, она своим пением выдохнет дикость из медведя!" "И потом, какая .нежная душа!" "Но как все это грустно, Яго! О Яго, как все это грустно, Яго!" (IV, 1).
Мысль о несоответствии внешнего облика Дездемоны сущности ее натуры усугубляет мучения Отелло. При этом перед ним возникает то же противоречие, с которым сталкивались и другие герои Шекспира, неоднократно обнаруживавшие за внешним блеском глубочайшие язвы.
Моменты наибольшей победы Яго над Отелло отмечены грубым и жестоким обращением мавра с Дездемоной. Исчезла присущая ему мягкость. Он оскорбляет ее и в присутствии посторонних, и наедине. Здесь Отелло поступает так же, как поступил бы любой оскорбленный изменой ревнивец. Но торжество Яго, как уже было сказано, является временным. Если сначала Отелло ведет себя, как возбужденный ревностью муж, то затем в его сознании происходит перемена.
Яго подсказал Отелло, как надо убить Дездемону - задушить в той самой постели, которую она осквернила своей изменой. Он принял это решение сначала просто, как ревнивый муж. Но осуществляет он его, исходя из более высоких соображений. Дездемона должна умереть не только потому, что она изменила Отелло, не только жажда мести руководит мавром, когда он прокрадывается ночью в спальню Дездемоны.
Часто представляют себе, что Отелло убивает Дездемону в порыве слепой страсти. Это неверно. Страсть ослепила его, когда Яго возбудил в нем ревность, но после того, как Отелло поверил в вину Дездемоны, ослепление страсти прошло. Наступило мрачное спокойствие, вызванное глубочайшим разочарованием в женщине, которая раньше казалась Отелло воплощением всех совершенств. Теперь ему ясно, что она не стоила его любви. Он становится судьей Дездемоны. Судит он ее с высоты того высокого идеала человечности, каким была для него их взаимная любовь. Теперь Отелло уже пережил свою боль, превозмог страдания ревности. Дездемона должна умереть не только потому, что она обманула его, но и потому, что она кажется ему воплощением обмана вообще. И этот обман тем ужасней, что она так прекрасна.
Но пусть умрет, не то обманет многих.
Сложная диалектика переживаний Отелло в момент убийства состоит в следующем: когда он смотрит на спящую Дездемону, то видит, как она прекрасна. Чувством он все еще продолжает любить ее, но теперь он "знает", что чувство обманывает его. Она неверна. Рассудок говорит ему, что верить ей нельзя. И он убивает ее, как человек, несущий возмездие за обман, совершенный ею, как судья, творящий акт справедливости, как человек, борющийся против зла.
Отелло кажется, что, убивая Дездемону, он как бы восстанавливает нравственный порядок в мире. Ему несказанно тяжело, потому что мир без Дездемоны, без его любви к ней оказывается бесконечно беднее, чем он был тогда, когда она жила и дарила его своей любовью:
Ты, высший образ, созданный природой, - Где я найду тот Прометеев жар, Чтоб воскресить его? Срывая розу, Как я верну ей животворный рост?
Отелло убивает Дездемону с непреклонностью сурового, но справедливого судьи. Он не поверит никаким ее словам и мольбам. Решение, принятое им, созрело в страшных муках, но, когда оно созрело, ничто не может его изменить.
Отелло думал, что этим страшным испытанием муки его закончились. Оказалось иначе. Самое страшное было впереди: он узнал, что Дездемона была невиновна. Теперь его отчаяние достигло крайнего предела. Он, возомнивший себя человеком, имеющим право судить других за преступления, сам оказался страшнейшим преступником. Он мнил, что держит судьбу в своих руках и способен управлять ею, преодолевая душевные слабости и страдания. Теперь он убедился в другом.
Пустая спесь! Кто царь своей судьбы?
Отелло думал, что действует "из чести, не из злобы", а оказалось, что он стал жертвой собственной глупости, слепого доверия к мерзавцу, не стоившему мизинца Дездемоны.
Как и тогда, когда он узнал о мнимой измене Дездемоны, первая реакция Отелло - отчаяние. Снова хаос охватывает его дух, но снова пробуждается и его разум, - теперь уже для того, чтобы судить самого Отелло. С той же беспристрастностью, с какой он недавно осудил Дездемону, обрекает он на смерть самого себя.
Отелло умирает не с отчаянием в душе. Он карает себя как преступника, убившего прекрасное, невинное существо, но в душе его снова горит огонь веры в человека, ибо он убедился в чистоте Дездемоны.
Бесплодно спорить о том, является ли "Отелло" трагедией ревности или трагедией доверия. И то и другое тесно сплетено. Сам Отелло очень точно определил, в чем сущность его трагедии, когда в последней речи сказал о себе как
о человеке, Любившем неразумно, но безмерно: Не склонном к ревности, но доведенном До исступления...
Хотя драма разыгралась в кругу личных отношений, смысл ее выходит далеко за пределы трагедии бытовой. Как мы видели, исходным моментом была определенная общественная атмосфера. Конфликт между Отелло и Яго был в действительности конфликтом между честным человеком, желавшим жить по законам истины и справедливости, гармонически сочетая требования разума и чувства, и обществом, безразличным и даже враждебным этим человеческим ценностям.
Кто же победил в этом конфликте? Ответ не может быть сформулирован ни в пользу общества, ни в пользу Отелло. Самое главное в трагедии состоит в том, что Яго удалось сбить с пути такого человека, как Отелло. В этом существо трагизма. Правда, в конечном счете Отелло сумел в какой-то мере восстать из того душевного хаоса, в который его вверг Яго. Но теперь его сил хватило только на то, чтобы покарать самого себя. Морально Отелло очистился. Будет наказан и Яго. Но все же итог трагедии отнюдь не утешителен. Мир высокой гармонии, который Отелло пытался построить среди реального мира Венеции, оказался разбитым. Отелло и Дездемона умерли, а Венеция продолжает существовать.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://william-shakespeare.ru/ 'Уильям Шекспир'