"Макбет"

Трагедия впервые напечатана в фолио 1623 года. Есть сведения о представлении ее, состоявшемся в 1611 году. Но написана она была значительно раньше - в 1605-1606 годах, что устанавливается как показаниями стиля, так и ссылкой в речи привратника на некоего "криводушника", который "свою присягу на обе чашки судейских весов кидал" (II, 3). Исследователи показали, что это подразумевает некоего Давида Гарнета, казненного в мае 1606 года.

"Макбет" - одна из самых коротких пьес Шекспира. Короче ее только "Комедия ошибок" и "Буря". Предполагают, что это - текст, сокращенный, возможно, для придворного спектакля. Две песенки ведьм (III, 5 и IV, 1) встречаются также в пьесе современника Шекспира Т. Миддлтона "Ведьма". Ввиду неопределенности датировки обеих пьес, невозможно сказать, кто заимствовал их - Шекспир у Миддлтона или наоборот.

Источник сюжета - "Хроники Англии, Шотландии и Ирландии" Р. Холиншеда.

Уже самый зачин трагедии вводит нас в ее атмосферу. Страшный хоровод ведьм предвещает чудовищное попрание человечности. Ведьмы воплощают самое низменное, что есть в природе. Их уродство - символ всего безобразного в жизни. У них есть свой страшный юмор, их чудовищные шутки связаны со смертью, высшая радость для них - хаос бессмысленных убийств и жестоких страданий. Они хихикают от зрелища повешенных и потирают костлявые руки, чуя запах человеческой крови.

Речи ведьм полны бессмыслицы, но так и должно быть, ибо они воплощают ту стихию жизни, где разум бессилен, где царит слепая страсть и человек оказывается игрушкой темных инстинктов, подстерегающих то роковое мгновенье, когда они смогут полностью завладеть его душой.

И, как это постоянно бывает в великих творениях Шекспира, одна деталь, подобно молнии, своей вспышкой освещает все. Ведьмы возникают одновременно перед Макбетом и Банко. Но как по-разному воспринимают их оба тана. Слова вещих жен пробуждают дурные страсти Макбета, они - его собственные темные мысли, а для Банко их зловещие фигуры - всего лишь "пузыри, которые рождает земля, как и вода" (I, 3).

Какой поистине Шекспировский образ! Недаром так почувствовал его поэтическую силу Александр Блок.

Для Банко ведьмы нечто исторгнутое природой из своих недр, как чуждое и дурное. Но не так смотрит на них Макбет. Он жалеет, что это видение исчезло, ему хотелось бы еще и еще слушать вещих жен, чтобы узнать подробности предсказанной ими его судьбы. То, что смутно таилось в его душе, вдруг возникло перед ним во всем ослепительном соблазне. Призрак власти поманил его, и началось кипение страстей Макбета, поднялись пузыри его честолюбия. Но Макбет знает, что его желания противоречат природе и человечности. Ему нужна опора для его стремлений; подобно другим честолюбцам, он верит, что его судьба предначертана высшими силами, и это должно оправдать его в собственных глазах и во мнении других.

Поэтическая символика трагедии подчеркивает с самого начала борьбу добрых и дурных начал^*. Хоровод ведьм, служащий прологом к трагедии, завершается словами: "Прекрасное - отвратительно, и отвратительное - прекрасно" (Fair is foul, and foul is fair.- I, 1). И этот же мотив в первых словах Макбета, когда он появляется перед нами: "Еще не было для меня такого прекрасного и отвратительного дня" (I, 3). Борьбой этих двух начал действительно наполнена вся трагедия: жизнь может быть и отвратительной, и прекрасной, и таким же может быть человек.

^* (Анализ поэтических образов в "Макбете" см. в кн.: G. Wilson Kight, The Wheel of Fire, London, 1949, p. 120-139.)

Борьба этих двух начал происходит в душе Макбета.

Макбет творит злодейские дела, но он не злодей типа Ричарда III, Яго и Эдмонда. Те были обделены природой или обществом, чувствовали себя ущемленными, сознавали свою неполноценность. Макбет ни в чем не ущемлен. Он предстает перед нами вначале как воплощение подлинной человеческой мощи. Его доблести вызывают всеобщее восхищение, успех сопутствует ему, и подвиги его награждаются по достоинству. Ричард, Яго и Эдмонд не получали от жизни ничего, они должны были вырвать у нее дары, которые возместили бы неполноценность их природных данных или общественного положения. Макбету достаточно быть самим собой, чтобы жизнь его была полна.

Но в том-то и дело, что в душе его гнездится червь честолюбия. Чем больше он получает, тем большего хочет. И хотя он поистине прекрасен таков, как он есть, ему начинает казаться, что его человеческие достоинства по-настоящему не оценены. Ему нет равного в доблестях, украшающих воителя. Он царственный человек. Рядом с ним мелким выглядит даже сам король Дункан, со всем своим добросердечием и уважением к чужим заслугам.

В душе Макбета загорается желание свою человеческую царственность увенчать королевским саном. В этом он прямая противоположность Лиру. Тот захотел утвердить свое человеческое величие, отдав власть и корону. Макбет жаждет утвердить себя как человека, став королем.

Но к трону для Макбета нет прямого и честного пути, каким он всегда шел до сих пор. Дорогу ему преграждает не только сам Дункан, но и названный королем наследник - принц Малькольм. В душе Макбета начинается борьба.

Хотя Макбет стал для нас таким же воплощением честолюбия, как Отелло - типом ревнивца, в том-то и дело, что честолюбие не было главным в натуре героя. Подобно тому как ревность пробуждается в Отелло под влиянием наветов Яго, так честолюбие Макбета, не будучи изначально главной пружиной его поведения, становится таковой, благодаря стечению обстоятельств. В его натуре преобладало стремление свободно проявлять свою человеческую мощь. Однако он столкнулся с противоречием - достоинства человека не сочетаются с равноценным общественным положением. В этом отношении Макбет решительно отличается от Ричарда III. Жестокий горбун не имел никаких формальных и человеческих прав на то, чтобы стать выше всех в стране. Он узурпировал эти права, действуя коварно и жестоко. Законных праь Макбет тоже не имеет. Но он считает, что имеет на это естественное право по своим личным достоинствам.

Трагедия раскрывает одно из глубочайших противоречий положения личности в классовом обществе. Буржуазное развитие имело в эпоху Возрождения одним из своих результатов высокое самосознание личности. Титанические способности человека, раскованные буржуазным прогрессом, однако, наталкивались на преграды, сохранявшие силу, поскольку произошло лишь изменение классовой структуры общества, но не исчезновение классов как таковых. Уже возник критерий оценки человека по его личным достоинствам, но сохранялась и несколько преобразованная социальная иерархия, в пределах которой значение человека определялось происхождением, рангом, богатством. Реальная общественная сила оставалась по-прежнему за обладателями различных привилегий. Человеческое достоинство, не подкрепленное титулами и богатством, оставалось бесплотной иллюзией. А люди, созревшие до осознания своей человеческой ценности, хотели, чтобы это было реализовано их общественным положением. Так как условия были в своем существе уже буржуазными, то даже деятели культуры - художники, ученые, философы - сочетали творческие подвиги и открытия с тем, что мы не можем охарактеризовать иначе, как карьеризм и стяжательство. Христофор Колумб, грабивший Вест-Индию, когда он стал ее вице-королем, и Франсис Бэкон, бравший взятки в бытность лордом-канцлером, может быть, наиболее яркие, но далеко не единственные примеры уродливого и противоречивого развития личности в условиях буржуазного прогресса в эпоху Возрождения.

Трагедия Макбета принадлежит к явлениям именно такого порядка. Нет большей ошибки, чем считать его просто злодеем. В таком случае не было бы трагедии. Она состоит именно в том, что гибнет прекрасный, подлинно великий человек.

Честолюбие Макбета порождено не пустым, необоснованным тщеславием. Оно является таким же уродливым извращением понятия о человеческом достоинстве, как и у короля Лира. Но Лира мы видим с самого начала уже во власти ложных понятий, от которых он потом, пройдя через страдания, освобождается. Его крестный путь - это трагедия очищения. Трагедия Макбета в том, что он становится на путь преступлений, оскверняющих его душу. Он все глубже вязнет в тине бесчеловечности, доходя до полного отупения чувств.

По поступкам Макбет ничем не отличается от такого властолюбивого злодея, как Ричард III. Но характеры их совершенно различны^*. Ричард III - человек без совести. Он злодей, так сказать, по призванию. Макбет тоже властолюбив, но у него тонко чувствующая натура. От природы он не злобный и не жестокий человек. Мы видим в трагедии, как постепенно происходит искажение здоровой натуры Макбета. Его душа замутнена дурными страстями, но при этом, как это ни парадоксально, основу духовного мира Макбета составляет знание подлинных нравственных ценностей, и он не может не испытывать горького чувства от того, что он их попрал.

^* ( До сих пор не утратило интереса одно из первых сравнений характеров Ричарда III и Макбета в эссе Thomas Whatley, Remarks on some of the Characters of Shakespeare (1785), Shakespeare Criticism, ed. by D. N. Smith (The World's Classics), 1916, p. 143-169.)

Суть характера Макбета раскрывает нам его жена, когда говорит, что в нем слишком много "молока человеческой доброты" (I, 5). В ее глазах это недостаток, но мы понимаем, что именно эта "слабость" не только делает Макбета человечным, но и составляет причину его трагических душевных мук. Шекспировские злодеи-макиавеллисты человеческих ценностей не признавали. Они не верили ни в любовь, ни в дружбу, ни в долг, ни в честь. А Макбет знает всему этому цену. Творя зло, Ричард III и Яго не испытывают никакого чувства, кроме удовлетворения тем, что их коварство приносит свои плоды. Они бестрепетно попирают человечность, тогда как Макбет содрогается уже от одной мысли, что он нарушит нравственные законы.

Но в том-то и дело, что в сознании Макбета произошло смешение истинных и ложных ценностей. Чем воздействует на него леди Макбет? Соблазнами власти? Нет. Она взывает к его гордой вере в свое человеческое достоинство: "Когда ты замыслил это, - перевожу дословно, - ты был человеком, и, став большим, чем ты есть, ты стал бы настолько же большим человеком" (I, 7).

Возвыситься как человек - вот чего хочет Макбет. Но, как мы знаем, путь, избранный им, оказался ложным. Предчувствие этого с самого начала жило в душе Макбета. Он сознает, что должен нарушить долг подданного, обязанности гостеприимства, закон чести, но, главное, самый принцип человечности. В нем нет недостатка мужественности. Начало трагедии показывает нам Макбета-воина. Без колебаний, рискуя жизнью, шел он в бой. Ему ничего не стоило вспороть внутренности врага, отрубить ему голову и водрузить ее на копье над башней. Он делал это, добиваясь победы в честном бою, сражаясь против мятежника. Но теперь мятежник он сам, и борется он не в открытую, а с коварством предателя, и убивает беззащитного. Такой способ действий противен натуре Макбета. Поэтому он колеблется перед тем, как убить Дункана, а пролив его кровь, испытывает потрясение.

Отныне душа его не будет знать покоя. Он сознает, что навсегда лишил себя его, "зарезал свой сон". Бесчестно убив другого, Макбет совершил моральное самоубийство. Но трагедия не только в этом. Уже в первом большом монологе Макбет говорит об отраве, губящей не тело, а душу:

 Возмездье 
 Рукой бесстрастной чашу с нашим ядом
 Подносит нам же... 

(I, 7. Перевод Ю. Корнеева)

Одно убийство влечет за собой и другие. Первое же злодейство Макбета оказывается не одиночным: он убивает не только Дункана, но и слуг, охранявших короля. А дальше начинается вакханалия убийств, все более подлых и жестоких, - жертвами Макбета становятся его друг Банко, жена и сын Макдуфа. Правда, их Макбет приканчивает не собственными руками, но от этого его вина не меньше. Кровь жертв пятнает его, и если те, кто выполняют волю Макбета, делают это с жестоким безразличием, то сам он ощущает моральное бремя злодеяний.

К чему же приходит Макбет? К самой страшной для него трагедии. Ее своеобразие определяется тем, что Макбет до конца остается героической личностью. Сила его характера не сломлена. Но душа его оказывается опустошенной. Он сохраняет все признаки выдающейся личности - несгибаемую волю, ум, понимание вещей. Не остается только одного - цели и смысла существования. Главное, к чему стремился Макбет, он разрушил собственными руками: вместо полноты сознания своей человечности, он ощущает зияющую пустоту. Макбет сознает, что обрек себя на самое страшное одиночество - одиночество человека, навсегда отторгнутого от остальных людей -

 спутников, столь нужных нам под старость, -
 Друзей, любви, почета и вниманья -
 Не вижу я; зато вокруг проклятья,
 Негромкие, но страшные, и лесть... 

(V, 3)

Когда он спрашивает лекаря, может ли тот избавить леди Макбет от безумия, то думает не столько о ней, сколько о неизлечимости недуга, поразившего его собственную душу:

 Придумай,
 Как исцелить недужное сознанье,
 Как выполоть из памяти печаль,
 Как письмена тоски стереть в мозгу... 

(V, 3)

Он питал надежду, что настанет день, когда прекратится мука, порожденная его собственными деяниями. Но бесчисленные "завтра", "завтра", "завтра" оказались лишь крестным путем страданий, ведущих к роковому мигу, когда наступает смерть и уже больше ничего нельзя исправить. Он творил преступления, уверенный, что, завоевав престол, сделает свою жизнь прекрасной, а оказалось, что он сжигал себя, и теперь остался лишь жалкий истлевающий огарок. Поэтому вся его жизнь лишилась смысла, стала призрачным существованием, и он сравнивает себя с актером, который недолго кривляется на сцене, а потом исчезает, и ничего не остается от того человеческого облика, который он воплощал. Свою жизнь Макбет незадолго до конца оценивает так:

 это повесть,
 Которую пересказал дурак: 
 В ней много слов и страсти, нет лишь смысла.

(V, 5)

Его последнее прибежище - мужество. Это единственное, что осталось у него. И хотя все против него - земля и небо, природа и люди, и хотя ему уже не за что бороться, он не сдается. В бой он бросается отнюдь не для того, чтобы найти смерть. Выстоять, победить, несмотря ни на что, - вот чего он хочет даже тогда, когда сознает, что, собственно, отстаивать ему нечего, кроме своего опустошенного "я". Но и последнее, что осталось у Макбета - его мужество, - оказывается сломленным, когда он встречается в бою с Макдуфом и тот говорит, что он не рожден женщиной (его изъяли из ее чрева посредством кесарева сечения). Теперь только ярость отчаяния владеет Макбетом, когда он сражается с Макдуфом и погибает.

Смерть Макбета - это гибель без нравственного очищения, какое озарило страдальческий путь Лира, и без просветляющего примирения, осенившего последнее дыхание Отелло. Это гибель полная и беспросветная. В этом смысле "Макбет" самая мрачная из всех трагедий Шекспира, ибо здесь представлена полная моральная гибель человека.

Леди Макбет во многом подобна своему мужу. Она тоже не обычная "злодейка". Среди женщин она выделяется красотой, как Макбет возвышается над всеми своими мужественными достоинствами. Они достойны друг друга своим внешним совершенством и в этом смысле образуют идеальную пару. Так же как Макбет хотел увенчать свои доблести властью, так мечтает она о том, чтобы ее красоту увенчала корона.

Но у этой царственной женщины сердце окаменело. Так же, как Макбет, она живет только для себя, для своей красоты. Нередко неправильно представляют, будто она одна повинна в том, что Макбет вступил на кровавый путь. Нет, в этом они были едины и равны. Если верить ее словам, то первоначально именно Макбет зажег в ней огонь честолюбия ("Какой же зверь толкал тебя мне хвастать?" - спрашивает она его; I, 7).

Все ее чувства подчинены честолюбию. Даже любовь ее честолюбива. Она любит Макбета за то, что он превосходит всех других людей. Ей важна не та радость, которую любящая женщина получает от ответных чувств мужчины, а его способность возвысить себя и заодно ее. Она хочет быть женой первого человека в государстве. Такая любовь бывает, она по-своему может быть искренней и сильной, но, конечно, представляет собой извращение истинной любви.

Отличает ее от Макбета решительность. Ее честолюбие действительно страсть, слепая, нетерпеливая и неукротимая. Она железная женщина, дьявол в прекрасном женском облике. Если честолюбие Макбета - это страсть, борющаяся с его нравственным сознанием, то в ней - это мания, уничтожившая все остальные чувства. Моральных понятий она начисто лишена. Макбет сознает преступность своих поступков, для нее же никаких моральных препон не существует: вода смоет с рук пятна преступно пролитой крови (II, 2). Нужно только сделать так, чтобы не оставалось видимых следов злодеяния, и тогда его как не было.

Но если леди Макбет ни сердцем, ни умом не в состоянии понять, что она преступила грань человечности, то сама природа в ней возмущается. Она нарушила ее законы и расплачивается за это безумием.

Одержимость, свойственная ей в здравом состоянии, оборачивается манией - стереть невидимые кровавые пятна с рук, но не только вода не в состоянии смыть их, их не смоют все ароматы Аравии. Она была убеждена, что можно уничтожить все следы преступления. Оказалось же, что они неистребимы. След остается в самом человеке, и от этого ему никуда не уйти. Душевная опустошенность наступила у нее задолго до того, как это произошло у Макбета. Все в леди Макбет бездушно - ее красота, женственность, любовь, честолюбие и ее безумие. Вот почему она ни на миг не вызывает симпатий.

Леди Макбет - самое концентрированное у Шекспира выражение зла, овладевшего человеческим существом. От Ричарда III, Таморы и мавра Арона ("Тит Андроник") тянется нить к шотландской королеве. Не было у Шекспира ни одного злодея и злодейки, так предельно воплощающих зло в человеческой натуре. И нет у Шекспира образа, вызывающего равное возмущение своей бесчеловечностью. Даже Ричард III в какие-то моменты по-человечески интересен; в Яго тоже еще остается что-то, делающее возможным хотя бы понять его. Но леди Макбет вызывает холодную отчужденность. Она воспринимается как существо иной породы, чем человек. И это тем более так, потому что она женщина. Самое прекрасное, что мы привычно связываем с женственностью, любовь и материнство преданы ею во имя призрака власти и иллюзорного величия. Ее любовь направлена лишь на то, чтобы побудить Макбета к преступлению, и она сама признается, что оторвала бы от груди своего младенца и разбила б ему голову, лишь бы не нарушить преступной клятвы убить короля (I, 7).

Женщина, способная убить собственное дитя, - страшнее и бесчеловечнее этого ничего не может быть. В трагедии это только слова, образ, вложенный в уста леди Макбет. Но она в самом деле способна убить самое дорогое: она отравляет душу Макбета, и в миг, когда могла бы спасти его, подталкивает к бездне, в которую падает вместе с ним.

Макбет и его жена показывают, как ужасно зло, овладевающее человеческими душами. Но зло не всесильно. Если в одном отношении "Макбет" самая мрачная из великих трагедий Шекспира, то в другом - более обнадеживающая, чем "Гамлет", "Отелло" или "Король Лир". Ни в одной из них злу не противостоит так много людей, как в "Макбете", и нигде они не активны в такой мере, как здесь.

Против Макбета и его жены, поправших человечность, восстает все общество. С ними вступают в борьбу не одиночки, а вся страна. Враги Макбета сознают, что они ведут борьбу не столько за чьи-то династические интересы против короля-узурпатора, сколько за человека вообще.

Яснее всего мы видим это в эпизоде встречи Малькольма и Макдуфа (IV, 3). Нельзя преуменьшить значение данной сцены только потому, что диалог Малькольма и Макдуфа почти дословно заимствован из хроники Холиншеда. Довольно плоское морализаторство летописца обретает у Шекспира глубокое значение, ибо собственно здесь раскрывается социальный смысл моральной проблемы, стоявшей перед Макбетом.

Как известно читателю, Малькольм испытывает Макдуфа, возводя на себя напраслину и обвиняя во всевозможных пороках.

 Все то, что красит короля, -
 Умеренность, отвага, справедливость,
 Терпимость, благочестье, доброта,
 Учтивость, милосердье, благородство, -
 Не свойственны мне вовсе. Но зато
 Я - скопище пороков всевозможных.
 Будь властв моею, выплеснул бы в ад
 Я сладостное молоко согласья,
 Мир на земле нарушил и раздорам
 Ее обрек.

(IV, 3)

Когда после этого "признанья" Малькольм спрашивает: "Сознайтесь же, что недостоин править такой, как я", - Макдуф отвечает:

 Не то что править - жить. 

Речь идет не только о качествах монарха, но о человеке вообще. Пороки, перечисленные Малькольмом, во много крат опаснее, когда они владеют человеком, в чьих руках сосредоточена вся власть, но они нетерпимы и в людях, не занимающих такого высокого положения.

Мы ощущаем здесь воинственность гуманизма Шекспира. Борьба, которую ведут против Макбета его враги, - это священная война за человечность. И у Малькольма, и у Макдуфа есть личные причины ненавидеть Макбета: у первого он убил отца и отнял трон, у второго убил жену, сына и отнял владения. Но они сражаются не из чувства мести, а движимые стремлением к справедливости.

Что значат страдания Макбета по сравнению со страданиями его жертв? Шекспир не хочет, чтобы за трагедией Макбета мы забывали о трагедии общества и народа. Макбет вдвойне виновен - ив том, что погубил себя, и в том, что несет гибель всем другим.

Ни в одной из великих трагедий победа справедливости над злом не является столь полной и реальной, как в "Макбете". Нет нужды доказывать, насколько неоправданным был оптимистический финал трагедии для Шекспировского времени. Может быть, это даже было уступкой автора преходящим обстоятельствам. Для нас в этом иной смысл - и он не оставался скрытым также от современников Шекспира, - а именно, что нет и не может быть никакого оправдания стремлению человека возвыситься над другими посредством кровавых злодейств; никакое мнимое величие не в состоянии перекрыть того, что, действуя так, человек противопоставляет себя всему человечеству и приходит к полной нравственной гибели.