Глава 19. Sic Transit Gloria Mundi

"Антоний и Клеопатра"

Рукопись трагедии зарегистрирована в Палате торговцев бумагой 20 мая 1608 года, однако издана она тогда не была. Впервые напечатана в фолио 1623 года.

Предположительное время создания - 1606-1607 годы.

Источник фабулы - биография Антония в "Сравнительных жизнеописаниях" Плутарха. Время действия - 40-30 годы до н. э.

Имена Антония и Клеопатры овеяны легендарной славой. Еще до того, как читатель познакомился с трагедией Шекспира, он, как правило, знает, хотя бы понаслышке, об их любви и трагической судьбе. Роман римского полководца и египетской царицы считается одним из исторических примеров великой любви. Поэтому уже одно упоминание имен Антония и Клеопатры настраивает на лирический лад. И в критике и на театре трагедию Шекспира нередко трактовали в романтическом, а то и в сентиментальном духе. Но драма Шекспира посвящена не только любви. Взяв в руки текст, легко убедиться в том, что сцен, изображающих отношения Антония и Клеопатры, вообще сравнительно мало.

"Антоний и Клеопатра", пожалуй, самая грандиозная из всех исторических драм Шекспира. Ее полем действия является чуть ли не весь древний классический мир. Идет борьба за власть над этим миром.

Исторический сюжет делает эту трагедию как бы продолжением "Юлия Цезаря". Но там конфликт возник между деятелями, боровшимися во имя разных политических принципов. Здесь же этого разногласия между главными противниками нет. Антоний и его соперник Октавий - оба поборники личной диктатуры. Весь вопрос лишь в том, кому удастся захватить власть над могущественной Римской империей.

Этот политический конфликт Шекспир раскрывает перед нами со всем богатством жизненных подробностей, и история становится для нас живой. Шекспир не только не боится сюжетных осложнений, которые могли бы затенить основной конфликт, но, следуя истории, стремится сохранить всю сложность политической ситуации. Композиция "Антония и Клеопатры" - один из ярчайших образцов построения многопланового действия. Оно включает борьбу между двумя триумвирами, упоминаемую в ходе действия войну Фульвии против Октавия и изображенное на сцене восстание Секста Помпея. Широта и сложность действия создает у нас впечатление того, что ареной событий является весь мир.

Как всегда, Шекспир не ограничивается изображением в полный рост одних лишь главных героев - Антония, Октавия и Клеопатры. Он находит возможным отвлечь наше внимание от мировой драмы эпизодом веселой беседы фрейлин Клеопатры Ирады и Хармианы с Алексасом. Рядом с образами центральных персонажей немногими штрихами воссоздается облик еще нескольких лиц, очень разных - от евнуха до римского сенатора, очень своеобразных, как Секст Помпей, пират Менас и Энобарб. Удивительно, как буквально в одной сцене сразу же возникает цельный и законченный портрет человека, будь то посланец Октавия Тирей, приближенный Антония Эрос или крестьянин, приносящий Клеопатре змейку.

В подлинно Шекспировской манере трагедия начинается с того, что определит затем все действие: Антоний забыл в объятиях Клеопатры о всех делах, связанных с расширением владений Рима и укреплением своей личной власти. "Любовь ничтожна, если есть ей мера", - говорит он Клеопатре (I, 1). Когда же сама царица язвительно напоминает ему, что у него есть заботы и дела в Риме, Антоний с деланной беззаботностью отвечает:

 Пусть будет Рим размыт волнами Тибра! 
 Пусть рухнет свод воздвигнутой державы! 
 Мой дом отныне здесь. Все царства - прах. 
 Земля - навоз; равно дает он пищу
 Скотам и людям. Но величье жизни -
 В любви.

(I, 1. Перевод Мих. Донского)

Антоний и Клеопатра отнюдь не постаревшие Ромео и Джульетта, а люди совершенно иного душевного склада. Приведенные выше слова Антония о силе его любви к Клеопатре не следует понимать буквально. Не то чтобы Антоний лгал, говоря о безмерности своей любви, но он притворяется, будто ему безразличен Рим. Когда в следующей сцене Антоний слушает гонцов, от его легкомыслия не остается ни следа. Узнав о смерти своей жены Фульвии и о прочих новостях, Антоний решает покинуть Египет. Он предчувствует, что союз с Клеопатрой добра ему не принесет.

 Расстаться надо с этой чародейкой,
 Не то бездействие мое обрушит
 Сто тысяч бед на голову мою. 

(I, 2)

Антоний позволял себе играть в любовь с Клеопатрой, и это доставляло ему истинное наслаждение. Но он отнюдь не настолько забылся, чтобы пренебречь своими делами и интересами. Возникла опасность - против триумвиров восстал Секст Помпей - и Антоний без колебаний решает расстаться с царицей.

Мятежники, восстающие против Рима, очень рассчитывают на то, что соблазны Клеопатры удержат Антония от участия в борьбе, хотя и боятся, как бы перед лицом общей опасности враждующие триумвиры не примирились (II, 1). Так, действительно, и происходит. Октавия побуждает к примирению сознание своей слабости и неспособности собственными силами совладать ни с бунтовавшей против него Фульвией, ни с восставшим Секстом Помпеем. Примирение скрепляется тем, что овдовевший после смерти Фульвии Антоний женится теперь на сестре своего соперника Октавия. Здесь ясно видно, что политик Антоний возобладал над влюбленным Антонием.

Один за другим развертываются перед нами эпизоды, в которых действуют властители могущественнейшей державы мира - римские триумвиры и египетская царица. Ими не руководят никакие возвышенные помыслы. О государственных делах они рассуждают только исходя из своих сугубо личных интересов. Власть для них лишь средство утверждения своей личности. Может быть, нигде так ясно не проявляется отсутствие у них иных мотивов, кроме личной заинтересованности, как во время переговоров, которые триумвиры ведут с Секстом Помпеем. Этот последний считает себя мстителем за своего отца, убитого Цезарем, и продолжателем дела Брута. "Брут и прочие ревнители свободы", по словам Секста Помпея, забрызгали алой кровью Капитолий, ибо

 Они хотели, чтоб не мог один
 Стоять над всеми.

(II, 6)

Помпей восстал во имя этого же принципа.

Что же отвечают ему триумвиры? Из их уст мы ни слова не слышим о принципах, и не потому, что они не считают нужным заявлять о них, а по той простой причине, что единственный их аргумент - сила.

Во время переговоров Антоний советует Сексту Помпею прикинуть и рассчитать, какие выгоды сулит ему примирительное предложение триумвиров, и тут мы видим, что последний поборник гражданских свобод Рима Помпей, в конце концов, недалеко ушел от своих противников. Угроза силой, а также обещание личной компенсации (уступка в его полное владение Сицилии и Сардинии) побуждают Секста Помпея примириться с теми, против кого он восстал.

Одна из самых выразительных сцен трагедии - пир на борту галеры Секста Помпея. Здесь раскрываются характеры людей, от которых зависит судьба всего мира. Ничтожный Лепид напивается до потери сознания, привыкший к разгулу Антоний веселится вовсю, осушая кубок за кубком, а Октавий, зная, что ему не по силам выдержать состязание в пьянстве, благоразумно воздерживается от вина.

Есть один штрих в этой сцене, подчеркивающий, насколько мнимым является величие триумвиров. Когда разгул достиг апогея, Менас отзывает Секста в сторону, предлагает ему убить триумвиров и самому стать владыкой мира.

Секст отказывается, и сама мотивировка отказа выразительно раскрывает весь его нравственный облик. Он не прочь воспользоваться плодами такого предательского убийства, если бы оно было совершено без его ведома, но сознательно пойти на это он не способен: "Выгоде я честь не подчиню" (II, 7). Но ради своей пользы он все же примирился с триумвирами. Единственное, что отличает его от них, - это то, что он предпочитает по мере возможности обходиться без подлого предательства. Но даже и остатки порядочности, имеющиеся у Секста Помпея, едва ли заставят нас видеть в нем героя и истинного наследника дела Брута и Кассия.

Судьбы народов не решают идеалисты, подобные Бруту ("Юлий Цезарь"), или люди, в какой-то степени подобные ему. Миром вершат политики вроде Антония и Октавия. И даже Антоний должен уступить место людям такого склада, как Октавий.

Хотя Октавий любит надевать личину человека, озабоченного интересами государства, но на самом деле, как это нетрудно заметить, он отстаивает лишь свои личные интересы.

Насколько беспринципен Октавий, лучше всего видно из того, как он распоряжается судьбой сестры. У нас нет оснований не верить его утверждениям, что он ее любит; но во имя своих политических интересов он делает любимую сестру ставкой в политической игре. Верит ли он, что брак Октавии и Антония навеки скрепит его союз с Антонием? Конечно, нет. Друг Антония Энобарб, отличающийся умом, меткостью и верностью характеристик, уже в самый момент примирения острит, что Антоний и Октавий должны ссудить друг другу "малую толику взаимной приязни" до той поры, когда будет покончено с Секстом. Антоний резко обрывает своего приверженца за то, что тот "слишком распустил язык", но Октавий признает правоту слов Энобарба: "Хоть грубо сказано, но суть верна" (II, 1).

Октавий понимает, что для победы над Секстом Пом- пеем ему необходим союз с Антонием, без поддержки которого он не одолеет врага. А когда Октавия возвращается к брату, последний признает, что теперь у него развязаны руки и он может вступить в открытую борьбу с Антонием (III, 6).

В этой борьбе, как известно, Октавий побеждает, но его победа ни в коей мере не является победой какого-нибудь высокого принципа. Добавим, что торжеством над врагом он не обязан также и никаким личным доблестям. В перипетиях войны Октавий проявил и слабость и даже трусость. Если он победил, то, главным образом, потому, что Антоний совершал ошибки и позволял себе в решающие моменты борьбы следовать не требованиям рассудка, а капризам чувства.

Старший триумвир менее сосредоточен на своем стремлении к власти. Две страсти владеют его душой: властолюбие и любовь к Клеопатре. У Октавия только одно желание - господствовать. Он готов подавить в себе все прочие чувства, лишь бы достигнуть цели. Его бездушие проявляется не только в том, что он жертвует честью сестры в политической игре, мы видим это и по тому, как он избавляется от Лепида, и как, наконец, хитрит для того, чтобы сделать Клеопатру живым трофеем своего триумфального возвращения в Рим. Ни в одной из своих драм Шекспир не изобразил в такой полной мере то бездушие, которое характерно для человека, делающего власть своим фетишем. Октавий настолько подчинил всю свою жизнь политической борьбе за власть, что перестает быть личностью. Он ничтожный, безликий человек, лишенный каких-либо достоинств, вознесшийся, однако, на вершину власти.

Создавая "Антония и Клеопатру", Шекспир был далек от каких-либо иллюзий относительно природы абсолютистского государства. Это - бездушная власть, покоряющая отдельных людей и целые народы, и ни у кого во всей драме не вырывается ни слова в защиту или оправдание такой государственности.

Если в политическом отношении между Антонием и Октавием нет принципиального различия, то в человеческом отношении разница между ними огромна.

Антоний - человек необыкновенный. Он один из последних титанов того жизненного уклада, где личные доблести еще имели значение и в какой-то мере определяли положение человека в обществе и государстве. Рядом с ним Октавий оказывается посредственностью.

В жизни Антония чувство всегда играло большую роль. Он умеет даже чувства, переживаемые им, обращать себе на пользу. Мы видим это во время политического кризиса, связанного со смертью Юлия Цезаря, и в начале рассматриваемой нами теперь трагедии. Он привык Доверять своим чувствам, зная, что в конечном счете и они приносят ему пользу в большой игре, в которой ставкой является власть над миром.

В прощальной беседе с Октавией Антоний произносит слова, которые многое объясняют в его поведении. Они вообще характерны для всего его жизнеощущения. Он советует своей супруге:

 свою любовь
 Отдай тому, кому она дороже.

(III, 4)

Антоний возвращается в Египет, но не одна любовь и жажда наслаждений влекут его к "нильской змейке". Если бы романтическая версия соответствовала действительности, то Шекспир не преминул бы показать, как, вернувшись к египетской царице, Антоний предался неге в ее объятиях. В начале трагедии как друзья, так и враги только и говорили, что о распутстве Антония, теперь, когда он вернулся в Египет, даже его враг Октавий не упрекает его в лени и сибаритстве. Октавий сообщает сестре, что Антоний вернулся к Клеопатре.

 Свою империю он отдал шлюхе.
 Теперь, к войне готовясь, у себя
 Они собрали всех царей восточных. 

(III, 6)

И в следующей сцене в Египте перед нами не картина веселого пира и не покой для любовных утех, а военный лагерь. Клеопатра требует, чтобы ее допустили участвовать в военных действиях, а когда появляется Антоний, он обращается к Клеопатре не со словами любви, а излагает ей последнюю сводку военных действий. В происходящем далее военном совете, наряду с мужчинами, принимает участие и египетская царица.

Возвращение Антония к Клеопатре было, таким образом, отнюдь не проявлением одной только любви, но и военно-политическим актом. Во всех беседах между Антонием и Клеопатрой на протяжении третьего действия речь ни разу не идет о любви. Они говорят о войне и о политике.

Антоний убеждается в том, что Клеопатра - ненадежный союзник в борьбе: в решающий момент битвы ее корабли бегут, а после вызванного этим поражения она вступает в переговоры с послом Цезаря. Романтически настроенные критики опять-таки видят в этом эпизоде лишь то, что относится к интимным отношениям между царицей и Антонием. Но Клеопатра выступает в этом эпизоде не столько как женщина, сколько как царица. Женские чары, к которым прибегает Клеопатра, беседуя с Тиреем, должны лишь подкрепить искренность ее политической акции. Именно так и расценивает это Антоний.

 Чтоб Цезарю польстить, ты строишь глазки
 Завязывальщику его сандалий.

(III, 13)

Когда Клеопатра заверяет его, что не думала изменять ему - речь идет о политической измене, - Антоний снова проникается доверием к ней; не сентиментальные объяснения скрепляют их примирение, а опять-таки военно-политические дела. Вот что говорит ей Антоний:

 Довольно, верю я.
 Итак, Александрию взять осадой
 Задумал Цезарь. Здесь я с ним сражусь.
 Дух наших войск еще не поколеблен,
 Рассеянный наш флот опять сплотился
 И в боевой готовности. 

(III, 13)

Любящего Антония мы узнаем только в обещании, что, лишь вернувшись победителем, он поцелует губы Клеопатры.

Все эти детали приходится напомнить читателю потому, что романтическая интерпретация трагедии свела отношения Антония и Клеопатры к сфере личной и интимной. Между тем в действительности у Шекспира история любви Антония и Клеопатры теснейшим образом сплетена с военно-политической борьбой. И римский триумвир, и египетская царица не влюбленные, безраздельно отдавшиеся своему чувству, а государственные деятели, ни на миг не забывающие свое место в мире больших политических интересов.

Следя далее за развитием действия, мы опять не видим ни одной интимной любовной сцены. Антоний в присутствии Клеопатры обращается к своим приближенным, приглашая их пировать накануне битвы (IV, 2), и он это делает, чтобы придать им бодрости. Затем после пира (IV, 3) Клеопатра советует Антонию отдохнуть, но он начинает готовиться к предстоящему бою. И тогда египетская царица помогает ему облачаться в доспехи. Затем, под стенами Александрии (IV, 8), Антоний радостно сообщает Клеопатре об успехе его войск в битве, и, наконец, когда флот Клеопатры снова бежал, а суда Антония сдались врагу, мы слышим из уст Антония проклятия "египтянке-злодейке", "блуднице с трижды лживою изнанкой", "колдунье". Появляется сама Клеопатра, и он с бранью прогоняет ее (IV, 12).

У Шекспира отношения между Антонием и Клеопатрой очень мало похожи на сентиментальный роман о любви, верности и измене. Перед нами не интимная драма, а трагедия людей, живущих в мире больших политических интересов.

...И вот Антоний проиграл в соперничестве за власть над миром. Он потерпел полное поражение. До него доходит весть о мнимой смерти Клеопатры, и тогда, думая, что Клеопатра и в самом деле умерла от горя, вызванного поражением, он решает покончить с собой. Когда же его агония затягивается и он узнает, что Клеопатра жива, ни слова упрека ей не срывается с его уст. Теперь, когда покончены все расчеты с жизнью и Антоний уже больше не имеет ни цели, ни сил для борьбы, он спокойно уходит из жизни, в последний миг желая лишь счастья Клеопатре. Мы слышим из уст Антония слова, полные истинного благородства. Он даже советует Клеопатре - царице Клеопатре - искать покровительства и защиты у Октавия. Что же касается его самого, то о себе он говорит так:

 Прославленнейшим, величайшим
 Я был среди властителей земных.
 Я умираю не позорной смертью.
 Я не склонился, сняв трусливо шлем,
 Пред соплеменником победоносным,
 Но принял смерть, как римлянин, который
 Был римлянином честно побежден... 

(IV, 15)

Мы проследили весь путь, пройденный Антонием, и видим, что в одном он был действительно последователен. С начала и до конца он посвятил себя грандиозной цели - стать владыкой мира. Ему нельзя отказать ни в смелости, с какой он вел борьбу, ни в мужестве, с каким он встретил поражение и пошел на смерть. Ему самому в последний миг жизни не приходит в голову мысль о том, почему он потерпел поражение. Но нам этим вопросом необходимо задаться.

Антоний, несомненно, обладает чертами большего благородства, нежели Октавий. Он внимателен к своим приближенным, щедр по отношению к ним, и ни в чем, пожалуй, широта его души не проявляется так выразительно, как в том, что изменившему Энобарбу, который переметнулся на сторону Октавия, Антоний посылает вдогонку все достояние, брошенное беглецом. Эта способность к красивым и благородным жестам вообще свойственна широкой натуре Антония. В нем есть своего рода артистизм. В этом отношении Шекспировский Антоний совсем не похож на древнего римлянина. Скорее мы узнаем здесь то ренессансное умонастроение, которое многих выдающихся людей эпохи Возрождения побуждало превращать свою жизнь в подобие художественного произведения. Именно этот артистизм и является, пожалуй, той чертой, которая делает для нас фигуру Антония более привлекательной, чем образ сухого, бездушного Октавия. Все, что ни делает Антоний, озарено поэтичностью, и это даже тогда, когда поступки его, строго говоря, отнюдь не свидетельствуют о высокой нравственности. Он не только умеет красиво "подать себя", но в нем есть действительно какая-то человеческая красота, и заключается она в том, что, в отличие от Октавия, он представляет собой более полноценную личность.

Октавий только человек рассудка, у Антония рассудок уживается с большими и горячими чувствами. Но его беда в том, что гармония между ними нарушена. В этом отношении Антоний подобен другим героям великих трагедий Шекспира. Вспомним сказанное выше о том, что Антоний привык доверять своим чувствам и полагаться на них. Так было до известного предела. В роковой момент битвы при Акциуме, когда Клеопатра со своим флотом бежала, Антоний помчался вслед за беглянкой, по словам Скара, он "кинулся, как селезень за уткой" (III, 10). Сам Антоний горько раскаивается в этом порыве чувства, когда, забыв обо всем, что поставлено на карту, он покинул бой. Собственно, то был единственный случай, когда Антоний, движимый чувством, пренебрег требованиями дела. Но, конечно, видеть в этом чистую случайность нельзя.

Нами было замечено все, что свидетельствовало о честолюбивой устремленности Антония. Но, вернувшись к уже рассмотренным эпизодам, читатель заметит, что, всегда заботясь о достижении своей политической цели и смотря на Клеопатру, как на союзницу, Антоний, зная о ее прошлом, подмечая недостатки в настоящем, чувствуя шаткость позиций египетской царицы, все же всегда хотел верить ей как женщине. Поэтому ей так легко было переламывать его гнев и добиваться прощения. Мы ничего не поймем в поведении Антония, если не заметим того, что, трезвый и расчетливый во всех других случаях, он утрачивает эту трезвость, когда перед ним стоит Клеопатра.

Его любовь к ней была особенной. Он не питал никаких иллюзий относительно чистоты ее помыслов и чувств, и все же она была для него - тоже далекого от идеальной нравственности - женщиной с удивительно притягательной силой. Может быть, даже самая порочность ее особенно влекла его. Точно так же, как не был идеальным мир, который он хотел покорить своей власти, была далека от совершенства и женщина, любимая им. Но и от мира, и от любимой Антоний хотел получить не то удовлетворение, которое дает благородство стремлений и чистота чувств. Не чистоты, а полноты жизнеощущения искал он, и где бы еще мог он найти это, как не в безграничной власти над миром и в любви самой красивой женщины.

Октавий восторжествовал не в силу своего нравственного превосходства, а потому, что он никогда и ни в чем не позволял себе быть человечным. Антония же погубило именно то, что в ожесточенной и беспощадной борьбе он в какой-то мере оставался человечным.

В отношениях между Антонием и Клеопатрой нет и намека на ту сердечную гармонию, которая объединяла Ромео и Джульетту. Их личное влечение отравлено тем, что каждый из них не забывает о своих интересах. Политика и любовь то и дело приходят в столкновение. Наконец, и сама эта любовь представляет собой сложное чувство, ибо, наслаждаясь взаимной близостью, ни Антоний, ни Клеопатра никогда до конца не растворяются один в другом. Душа каждого для другого остается потемками, и недоверие постоянно вкрадывается в их отношения. Это подлинная страсть, потому что каждый из них ощущает неистребимое влечение к другому, но она замутнена взаимными подозрениями. Любовь для обоих является не столько радостью, сколько мукой, но мукой, от которой ни один из них не откажется.

Антоний умирает поверженным, но внутренне не сломленным человеком. Более того, тогда, когда практические жизненные интересы уже больше не волнуют его, страсть, которая сыграла такую роковую роль в его жизни именно оттого, что она была замутнена этими интересами, теперь очищается от всей скверны. И, может быть, сам Антоний не подозревал, насколько глубоко не телом только, но и душой любил Клеопатру. Не пуританским осуждением Антония завершается в трагедии изображение его жизненного пути. Смерть Антония - апофеоз очищения, и мы понимаем, что самым прекрасным в его жизни было то, что его погубило, - его любовь к Клеопатре.

Среди других трагедий Шекспира "Антоний и Клеопатра", в частности, отличается тем, какое место здесь отведено героине. Во всех остальных трагедиях внимание концентрировалось в основном на герое, будь то Гамлет, Отелло, король Лир или Макбет. Судьба Офелии трагически завершается задолго до конца пьесы; гибелью Дездемоны еще не заканчивается драматический рассказ о венецианском мавре; Корделия при всей значительности ее образа лишь в начале и конце появляется на первом плане действия; леди Макбет умирает до того, как погибает ее супруг. Только в "Антонии и Клеопатре", после смерти героя действие длится еще целый акт, и весь он посвящен трагическому финалу жизни египетской царицы. Уже одно это формальное обстоятельство показывает, что Клеопатра героиня, по меньшей мере, равная по значению Антонию. Но может быть, мы не ошибемся, сказав, что в некоторой мере она даже больше привлекает наше внимание, нежели Антоний. Будучи образом предельно реальным и живым, Клеопатра больше чем египетская царица, больше чем возлюбленная Антония, она - воплощение любви и красоты, без чего жизнь человека не имеет цены. В какой-то мере отношением к Клеопатре определяются все главные персонажи трагедии. Уж на что до циничности трезв в своих суждениях Энобарб, но даже он, говоря о Клеопатре, становится поэтом. Вот как он рассказывает о первой встрече Антония и Клеопатры на Кидне:

 Ее корабль престолом лучезарным
 Блистал на водах Кидна. Пламенела
 Из кованого золота корма.
 А пурпурные были паруса
 Напоены таким благоуханьем,
 Что ветер, млея от любви, к ним льнул...
 ...Царицу же изобразить нет слов.
 Она, прекраснее самой Венеры, -
 Хотя и та прекраснее мечты, -
 Лежала под парчовым балдахином... 

(II, 2)

Но все же Клеопатра - не богиня. При всей ее невообразимой красоте, она земное существо. Там, где мы, казалось бы, должны были ожидать увидеть идеал, перед нами странный, причудливый, полный неожиданностей характер:

 Над ней не властны годы. Не прискучит
 Ее разнообразие вовек.
 В то время как другие пресыщают,
 Она тем больше возбуждает голод,
 Чем меньше заставляет голодать.
 В ней даже и разнузданная похоть -
 Священнодействие.

(II, 2)

Красота Клеопатры не имеет ничего общего с нравственностью. В этом отношении египетская царица противопоставлена Октавии, наделенной красотой, умом и порядочностью, но, как мы знаем, никакой притягательной силой римлянка не обладает. Клеопатра же влечет к себе именно тем, что она сулит наслаждение, свободное от щепетильных требований морали. Она не только не скрывает этого, но даже гордится и без стеснения рассказывает о тех, кого соблазняла ее красота. Она - жрица любви, воплощенное наслаждение. Уже самый облик ее сулит высшую чувственную радость.

Из-за того, что характер Клеопатры отличается переменчивостью, возникли противоречивые толкования ее образа в трагедии Шекспира. В ней хотели видеть романтическую возлюбленную Антония, однако ее поведение не дает оснований для такой трактовки. В чистом виде любовь Клеопатры к Антонию проявляется уже только после его смерти. При жизни же героя она постоянно терзает его своим непостоянством и изменами, ибо, как мы видели, во все критические моменты политической судьбы Антония Клеопатра покидает его.

Возникло даже мнение, что Шекспир что-то "недоделал" в трагедии, создав не один, а два образа Клеопатры - бездушной и непостоянной кокетки на протяжении трех с половиной актов и глубоко любящей женщины в последних сценах трагедии^*. Однако всегда там, где критике легче всего решить вопрос, предположив ошибку Шекспира, следует проверить, не ошибается ли сама критика. Концепция "двух Клеопатр" имеет своим источником недооценку глубины и многосторонности изображения характера великим драматургом.

^* (См. L. L. S chucking, Die Charakterprobleme bei Shakespeare, Leipzig, 1919, S. 117-139. Мнение Шюкинга убедительно опровергает J. I. M. Stewart, Character and Motive in Shakespeare, London, 1949, ip. 59-78. )

В противовес сентиментальным и романтическим трактовкам образа Клеопатры, необходимо прежде всего подчеркнуть, что героиня не просто женщина, но и царица. Она владычица небольшого государства, неспособного противостоять могущественной Римской империи. Красота становится в руках Клеопатры политическим средством, при помощи которого она сохраняет свой трон и хотя бы относительную независимость своего государства. С этой целью она еще юной покорила сердце Юлия Цезаря и для этого же обворожила Антония. Неожиданно для себя она нашла в Антонии человека, близкого ей тем, что и он высоко ценил чувственные наслаждения. Он мог разделять с ней радость игры в любовь, был способен на всякие проказы, не соответствовавшие высокому сану обоих. Но Клеопатра знала, что как ни близки они в этом, она не владеет всем существом Антония. Ей очевидно, что большие политические интересы могут заставить его пренебречь ею. И как женщина, и как царица она хочет полностью завладеть Антонием, между тем как мы видим в начале трагедии, она имеет возможность убедиться в том, что Антоний раздваивается между любовью к ней и своими честолюбивыми замыслами. Она пускает в ход все чары, на которые способна. В ней всегда есть нечто еще неожиданное даже для тех, кто ее знает, и это возбуждает чувства Антония.

Когда ей кажется, что она теряет его, Клеопатра то горюет, то приходит в ярость, но это не только проявление оскорбленного чувства. Точно так же как в нем есть честолюбие, в ней много того, что вернее было бы назвать не столько тщеславием, сколько особым женским честолюбием. Клеопатру огорчает не только то, что Антоний может пренебречь ею, как женщиной, но и то, что ее красота оказывается бессильной. Подобно тому как для Антония целью жизни является борьба за господство над миром, так Клеопатра жаждет господства своей красоты. Ее собственная красота является для нее предметом высшего культа, и не то важно Клеопатре, что задеты ее чувства, а то, что ее красота не вызывает того поклонения, какого она заслуживает. Поэтому, в частности, Клеопатра постоянно проверяет силу своих чар и в том числе на посланном Октавием Тирее. Более того, даже на пороге смерти она будет продолжать чаровать окружающих мужчин, и все они будут поддаваться ее обаянию, за исключением одного - Октавия.

Красота Клеопатры стоит в центре трагедии как могущественнейшая сила жизни, пробуждающая в людях не менее сильное желание обладать ею, чем власть. Но так же, как бездушна власть, так бездушна и красота, воплощенная в Клеопатре. Зыбкость, непрочность ее чувств, переменчивость настроений делают красоту Клеопатры огоньком, вечно притягивающим и постоянно ускользающим. Лучше всего это знает Антоний. И Клеопатра постоянно играет им. Она завлекает Антония и сразу же после этого совершает поступки, рождающие в нем чувство неуверенности.

Все это не только кокетство женщины, но и политика царицы. Как царица, Клеопатра не очень уверена в успехе Антония. Она все время маневрирует, оставляя за собой возможность переметнуться в другой лагерь и тем самым опять сохранить свой трон. Тогда, когда Антоний ставит на карту все, Клеопатра не намерена рисковать и бесповоротно связывать свою судьбу с ним.

Эту игру мы видим на протяжении большей части трагедии. И все же мы были бы несправедливы, если сказали бы, что Клеопатра равнодушна к Антонию. Нет, она его любит в той мере и так, как умеет любить. Но ее любовь раздваивается между влечением к Антонию и тем чувством самоценности, которое, как сказано, приняло у нее характер культа собственной красоты.

В Клеопатре мы наблюдаем раздвоение, подобное тому, какое заметили и у Антония. Более того, в ней это раздвоение достигает крайнего предела. Хотя Клеопатра и проявляет некоторую расчетливость, но, по существу, она не только бесконечно менее расчетлива, чем Октавий, но даже уступает в этом и Антонию. Все ее хитрости - это только последствия импульса. Клеопатра живет чувствами, а не рассудком, и этих чувств у нее бесконечное множество: тщеславие, гордость, ревность, страх, любовь, жажда наслаждения. Она сама никогда не знает, какой будет в следующий миг, как не может этого предсказать и никто из окружающих.

В ее поступках совершенно нет благородства. Даже самая идея благородства ей чужда потому, что никакие нравственные принципы не имеют для нее значения. Она всегда живет только настоящим. Для нее нет прошлого и будущего. Пережитые чувства проходят без следа. В каждый следующий момент Клеопатра предстает иной.

И все же, такая, как она есть, она бесконечно обаятельна, и именно в силу своей вечной изменчивости. Она очаровательна, когда весела, восхитительна в своем гневе и совершенно обезоруживает красотой даже тогда, когда совершает чудовищные поступки. Привлекательность, лишенная каких-либо нравственных основ, - вот что характеризует Клеопатру, и объективность Шекспира как художника ни в чем не проявилась так, как в том, что он показал непреодолимую обаятельность ее личности. В Клеопатре привлекательна даже ее порочность, и может быть, не "даже", а именно ее порочность.

Но все это не отменяет того, что в конечном счете оказывается самым главным в Клеопатре, - ее любви к Антонию. Нет необходимости доказывать, что из всех окружающих ее людей он не только наиболее мужественный, но и самый привлекательный. Широта его натуры, равно проявляющаяся и в политической борьбе, и в наслаждениях чувственными радостями, делают его единственным достойным возлюбленным Клеопатры. И когда она теряет его, то осознает это, - нет, не осознает, а ощущает всем своим существом, и переживает подлинно трагическое потрясение.

Она верна себе даже в горе. Вслушаемся в ее скорбные восклицания при виде умирающего Антония:

 Как! Ты умрешь, славнейший из мужей?
 А я? Меня оставишь прозябать
 В постылом этом мире? Без тебя
 Он - хлев свиной. 

(IV, 13)

Жизнь была интересной для Клеопатры, пока был жив Антоний, этот могучий человек, равный ей своим обаянием и мужественной красотой. Отношение Клеопатры к Антонию это - любовь, странная, чудовищно непохожая на идеальное понимание любви, но Шекспир и не писал об идеале в этой трагедии. Он писал о правде жизни, и она еще раз предстает перед нами в поведении Клеопатры после смерти Антония.

Конечно, Джульетта поступает иначе: она сразу же кончает с собой, когда убеждается в том, что Ромео умер. Но уже сказано достаточно, чтобы было понятно, насколько неправомерно ожидать от Клеопатры, чтобы она вела себя, как Джульетта.

Искренне ли хочет смерти Клеопатра после кончины Антония? Почему она не сразу следует за ним? Потому что она - Клеопатра, потому что каждое мгновение в ней пробуждается какой-то новый импульс. Горе уступает место инстинкту самосохранения, затем Клеопатра вспоминает, что она мать, что она царица. Еще и еще раз видим мы, что ее разнообразью нет конца, и только тот, кто не понимает характера Клеопатры, может удивляться ее поведению в последние часы жизни. Она все та же, вечно изменчивая и неожиданная в своих поступках. Точно так же, как она играла с жизнью, играет она и со смертью. Раньше она то приближалась к Антонию, то бежала от него, а теперь то готова поддаться объятиям смерти, то пытается вырваться из них. Напрасно ищут строгую логику ее поведения в финале трагедии. Этой логики не было ни в том, как Клеопатра жила, ни в том, как она пошла навстречу смерти.

Клеопатра - пленница Октавия - пытается выяснить, какая судьба ее ждет: признает ли Октавий ее царские права или прикажет включить ее в число побежденных, шествующих в его триумфальной процессии. Жить любой ценой она не станет. Клеопатра может жить только царицей, пусть зависимой, но все же обладающей хотя бы видимостью власти и величия. Когда же ей удается хитростью выведать про позорную судьбу, которую готовит ей Октавий, Клеопатра без раздумья принимает решение уйти из жизни.

Великолепны штрихи, завершающие портрет Клеопатры.

Она, предававшая Антония в решающие моменты его борьбы, теперь действует как его союзница.

 Я слышу, как зовет меня Антоний,
 Я вижу, он встает навстречу мне,
 Поступок мой отважный одобряя,
 Смеется он над Цезаревым счастьем...
 ...Иду, супруг мой. Так назвать тебя
 Я мужеством завоевала право.

(V, 1)

Но раньше умирает Ирада, и Клеопатра, для которой смерть - новое соединение с Антонием, начинает торопиться.

 О стыд! Ее Антоний встретит первой,
 Расспросит обо всем и ей отдаст
 Тот поцелуй, что мне дороже неба.

(V, 1)

До последнего дыхания Клеопатра стремится быть первой среди женщин и не потерпит соперничества даже в смерти.

Все в жизни мерила она любовью, и смерть для нее - тоже выражение любви: она отправляется на последнее свидание с Антонием перед лицом вечности.

К этому свиданию Клеопатра готовится со всей тщательностью, с какой она когда-то приготавливала себя для первой встречи с Антонием на Кидне. Все, что могло сделать ее еще более привлекательной и красивой, было ею применено для обольщения живого Антония. И теперь, когда она готовится к встрече с ним во смерти, она тоже наряжается и украшает себя.

Тогда она была в наряде любви, теперь в облачении царицы. Но без маскарада, без украшений она не может обойтись даже в свой смертный час. Джульетта, увидев мертвого Ромео, заботилась лишь об одном - найти средство как можно скорее покончить с собой. И ей было безразлично, как она будет выглядеть. Клеопатра и в этом остается верна себе. Она всегда хотела красивой жизни, и смерти желала тоже красивой. Но она хотела также и легкой жизни, поэтому "царица без конца справлялась о легчайшем роде смерти" (V, 1), и она нашла для себя легкую смерть.

Так складываются воедино неповторимые черты изумительного облика Клеопатры. Нам остается только восхищаться тонкости кисти великого художника, создавшего столь сложный, причудливый, но в конечном счете последовательный и, главное, живой образ.

Впечатление, производимое трагедией, едва ли соответствует эффекту, которого требовал Аристотель. Она не вызывает страха, ибо гибель героев по-своему прекрасна, а сами они не вызывают сострадания, ибо оставляют у нас впечатление, что каждый из них в полной мере исчерпал чашу бытия. Во всяком случае, мы не мыслим себе Антония и Клеопатру побежденными и живущими, так сказать, частной жизнью, просто даря счастье друг другу. Для такой любви нужен был если не весь мир, то, по крайней мере, царство.

Финал оставляет даже чувство известного удовлетворения, ибо если в ходе действия то Антоний, то Клеопатра проявляли себя далеко не с лучшей стороны, то в смерти они оба как бы очищаются. Отходят в сторону их слабости, остается самое красивое, что жило в них, - способность любить. Не страх, не сострадание, а своеобразное восхищение вызывают в нас оба героя трагедии - Антоний и Клеопатра.