Статья "Ричард III" (Смирнов А.)

Трагедия о Ричарде II до F 1623 года издавалась отдельно шесть раз - больше, чем какая-либо другая пьеса Шекспира. Она была издана отдельно еще два раза даже после F - в 1629 и 1634 годах. Первое из этих - Q - вышло в 1597 году под широковещательным заглавием: "Трагедия о короле Ричарде III, содержащая его предательские козни против брата его Кларенса, жалостное убиение его невинных племянников, злодейский захват им престола, со всеми прочими подробностями его мерзостной жизни и вполне заслуженной смерти". Имя автора здесь не обозначено, но оно приведено во втором и во всех последующих изданиях, из которых каждое представляет собой перепечатку предыдущего с сохранением большого количества пропусков и ошибок. Лишь F дает удовлетворительный текст пьесы.

О ранних постановках трагедии сведений до нас не дошло. Но так как по стилю она принадлежит к ранним произведениям Шекспира, а в сюжетном отношении тесно примыкает к трилогии о Генрихе VI, то несомненно, что "Ричард III" был написан вскоре после этой трилогии, в 1592 или 1593 году.

Большое количество изданий трагедии, а также тот факт, что роль заглавного героя исполнял знаменитый трагик Ричард Бербедж, не оставляет сомнений в том, что пьеса имела у публики успех. Этому успеху способствовала также популярность сюжета. В народной памяти надолго закрепился образ злодея на троне, получившего заслуженное возмездие, и во времена Шекспира о нем ходили рассказы и распевались народные баллады. Существовало еще несколько пьес о Ричарде III помимо шекспировской. В 1579 году доктор Легг написал латинскую трагедию "Richardus Tertius", исполнявшуюся студентами Кембриджского университета. В 1594 году была напечатана анонимная трагедия на ту же тему, также исполнявшаяся на сцене. Наконец, в 1602 году антрепренер Хенсло заказал Бену Джонсону пьесу "Ричард Горбун", начатую драматургом, но не законченную им. Могли быть и другие пьесы о Ричарде, но все они, без сомнения, не были известны Шекспиру, единственным источником которому послужила, как и для "Генриха VI", хроника Холиншеда. Но в данном случае этот единственный источник оказался двумя источниками сразу, притом плохо согласованными между собой.

Дело в том, что до момента смерти Эдуарда IV Холиншед в изображении событий следует старой хронике о войне Алой и Белой розы - Холла, рисующей Ричарда более пылким и решительным, более непримиримым и, быть может, жестоким, чем другие члены рода Йорков, но отнюдь не низким преступником и вероломным злодеем. Равным образом, хотя здесь и отмечаются изъяны в телосложении Ричарда - одна нога немного короче другой и одно плечо повыше другого (причем известно, что в результате постоянных физических упражнений Ричард сделал эти дефекты очень мало заметными), - ни о каком ужасающем безобразии его - горб, кривобокость и т. п. - нет и речи. Однако, начиная с указанного места и вплоть до момента гибели Ричарда, Холиншед, отступив от хроники Холла, почти полностью включил в свое повествование, переведенное им на английский язык, латинское жизнеописание Ричарда III, составленное знаменитым гуманистом, автором "Утопии", канцлером Генриха VIII Томасом Мором, окончившим жизнь в 1535 году на плахе по приказу этого короля, против жестокого деспотизма которого Мор решился протестовать. И здесь Ричард получает совсем другую характеристику: это физическое и нравственное чудовище.

Такая тенденция у Мора объясняется тем, что его главным информатором был кардинал Джон Мортон, взявший Мора в свой дом еще ребенком и воспитавший его. Этот прелат, выведенный в шекспировской пьесе под именем Мортона, епископа Илийского (III, 4; см. также упоминание о нем в конце сцены IV, 3 как об опаснейшем противнике Ричарда), был ярым приверженцем Ланкастерского дома и помощником Ричмонда в низложении Ричарда Йоркского. Отсюда - крайнее очернение Ричарда в хронике Мора. Можно, впрочем, догадываться, что великим гуманистом здесь руководило не одно лишь слепое доверие к рассказам его воспитателя, но также и то, что, рано проникшись ненавистью к королевскому самоуправству и деспотизму, будущий автор "Утопии" воспользовался случаем, чтобы живо и выразительно нарисовать типический образ коронованного изверга.

Что касается самого Шекспира, то он близко следует Холиншеду, отражая двойственность последнего в обрисовке Ричарда. Но в целом он явно отдает предпочтение концепции Мора перед той, которую Холиншед перенял от Холла. Это сказалось уже в двух последних частях "Генриха VI", создавая которые Шекспир, конечно, был знаком и с продолжением рассказа Холиншеда (то есть самого Мора) о царствовании Ричарда III. А именно, не делая почти никаких фактических отступлений от рассказа Холла - Холиншеда, Шекспир иногда сгущает краски, особенно подчеркивая дерзость, жестокость и честолюбие Ричарда, беспощадно борющегося за власть, хоть и не для себя, а для отца, для брата, вообще для дома Йорков. В конце второй части Ричард изображен активным участником первой большой битвы в войне двух Роз - сражения при Сент-Олбенсе, хотя историческому Ричарду было в то время два года. У Шекспира Ричард выручает здесь Солсбери и убивает Сомерсета. В начале третьей части (I, 3) Ричард пытается убедить отца нарушить компромиссный договор, заключенный после названной битвы, и немедленно захватить престол. Уже в этой сцене он предстает ловким оратором и пылким честолюбцем. И дальше он проявляет себя наиболее активным и страстным борцом за дело Йорков, поддерживая дух своих близких в трудную минуту, оказывая им в критический момент помощь, проявляя во всех делах удивительную смелость, хитрость и жестокость.

Все это служит известной подготовкой к повороту в поведении и характере Ричарда, не меняющимися по существу, но получающими новый оттенок и другую направленность. Сцена сватовства Эдуарда к леди Грей (III, 2), вызвавшая такое возмущение у его братьев, завершается монологом Ричарда, раскрывающего свои тайные помыслы. Здесь впервые появляется мотив физического уродства Ричарда, закрывающего ему путь ко всем другим радостям в жизни и оставляющего ему лишь одну отраду - "притеснять, повелевать, царить" над теми, кто обладает красотой. И одновременно из борца за фамильное дело Йорков он превращается в честолюбца, жаждущего короны лично для себя и готового "расчистить [себе] путь кровавым топором". И с этого момента начинается серия знаменитых убийств Ричарда и сопутствующих им проявлений вероломства. Еще в "Генрихе VI" (часть третья) он убивает в битве при Тьюксбери Эдуарда, принца Уэльского, затем - заточенного в Тауэре короля Генриха VI, дальше - уже в посвященной ему трагедии - брата, жену, маленьких принцев, своих же собственных пособников и т. д. В самом конце третьей части "Генриха VI" (V, 7) Ричард произносит свой второй монолог с такой же автохарактеристикой, как и в III, 2, но еще более острой, циничной и темпераментной.

Несомненно, что уже во время работы над "Генрихом VI" Шекспир обдумывал и подготавливал тот образ Ричарда, который он развернул в трагедии о нем. Эта трагедия не столько завершает, сколько увенчивает трилогию, ибо, подводя итог всему изображенному в ней (разгул феодальних страстей, нарастание жестокости, распад власти, страдания народа), она вместе с тем является вполне самостоятельной пьесой, по жанру и идеям отличной от трилогии.

Внешне Шекспир и здесь соблюдает унаследованный от средневековых мистерий метод развертывания действия путем показа сменяющих друг друга ярких и более или менее изолированных эпизодов. Но в то же время он и преодолевает этот метод, внося в пьесу глубокое единство как центральным образом героя, так и единой идеей, положенной в основу трагедии. Это первая "замкнутая" пьеса, написанная Шекспиром. Говоря о событиях, исключительно важных для судеб его родины, Шекспир концентрирует их вокруг личности одного героя. Это преобладание центрального персонажа, делающее пьесу своего рода "монодрамой", сказывается хотя бы уже в том, что из 3603 строк текста трагедии 1128, то есть почти третью часть его, составляют роль Ричарда.

С виду это та "трагедия превратностей" - картина возвышения и падения властителя, - которая доминировала на английской сцене до выступления "университетских умов" и особенно до появления подлинных трагедий Шекспира. Чувство фатальности, вторжение в действие карающей Немезиды, столь характерные для драм Сенеки, остро ощущаются в этой трагедии. Но вместе с тем в ней намечается уже и новое, подлинно шекспировское понимание трагедии как неизбежного конфликта борющихся между собой исторических сил. Ричард не просто сильная и яркая личность. Его страсти, склад его ума и чувство жизни окрашены определенным образом, отличным от раскраски прежних героев трилогии. Все эти Уорики, Сеффолки, Клиффорды, Толботы при всей их монументальности и подчас даже героизме сильно уступают Ричарду не только размерами энергии и дарований, но и иной "психической структурой". По сравнению с ним они слишком прямолинейны, элементарны, схематичны. Ричард безмерно превосходит их своей гибкостью, изобретательностью, страстным напряжением воли и всех умственных способностей, устремленных на одну огромную, головокружительную цель. Это подлинный "герой" в стиле Марло (Тамерлан, Фауст, Варавва из "Мальтийского еврея"), один из "титанов" Возрождения, хотя титанизм его и направлен на зло, тогда как все остальные персонажи - представители увядающего феодального средневековья.

Своим превосходством Ричард пугает всех окружающих, не находящих в себе силы для сопротивления. В сравнении с Ричардом все они - будь то его враги или приверженцы - жалкие пигмеи. Таковы немощный сластолюбец король Эдуард, бесцветный и незадачливый интриган Кларенс, чванная и алчная родня королевы - Риверс, Дорсет Грей, - беспринципный карьерист Бекингем, глупый и тусклый Хестингс, двуличный дипломат Стенли, верный раб тирана Кетсби. Если Ричард - грандиозный злодей, то все они такие же хищники, только мелкотравчатые и неумелые. Ни один из них не в состоянии потягаться с Ричардом или оказать ему отпор. Из трех проклинающих Ричарда королев (см. замечательную сцену IV, 3) лишь Маргарита могла бы поспорить с Ричардом своей моральной силой, но роль ее уже сыграна, а главное, она еще более, чем две другие, изображена абстрактно, словно некая фурия, воплощение Немезиды. Правда, в финале выведен насквозь "светлый" и на вид героичный Ричмонд, никак, однако, не очерченный. Но это фигура чисто условная, объясняемая верой молодого Шекспира в моральную правоту и общественную полезность монархии Тюдоров, основанной этим самым Ричмондом, впоследствии Генрихом VII, дедом королевы Елизаветы.

Сурово осуждая Ричарда, стремясь вызвать у зрителя ужас и отвращение к нему, Шекспир вместе с тем и восхищается им, как мощной человеческой личностью, примером яркого раскрытия неисчерпаемых сил и возмояшостей человека. Рисуя нам историю Ричарда, Шекспир, видимо, исходил из следующего положения: когда подорваны основы здоровой государственной жизни, когда справедливость попрана и страна погрузилась в хаос, высший успех выпадает на долю самого сильного, самого ловкого и самого бессовестного. Таков Ричард, провозглашающий лозунг: "Кулак - нам совесть, и закон нам - меч!" (V, 3).

Но это слишком общо. "Кулачное право" одинаково характеризует как средневековых хищников-феодалов, так и кондотьеров или конкистадоров эпохи первоначального капиталистического накопления. Фактически жизненная практика Ричарда много шире и тоньше лозунга, провозглашаемого им. Он действует не только мечом, но, сообразно обстоятельствам, и сложной интригой, и хитрыми доводами, и вкрадчивой речью, и своей темпераментностью. Было отмечено богатство речевой характеристики Ричарда, который меняет тон в зависимости от того, к кому и в какой момент он обращается: ирония - в разговоре со стражниками, наигранная дружеская простота - с Кларенсом и Хестингсом, патетическое красноречие - с леди Анной, подчеркнутая грубость - с королевой Елизаветой.

При всей своей определенности и законченности характера, делающими его подобным героям Марло, Ричард отличается от них тем, что он многогранен и многолик. Ему свойственен замечательный актерский талант, талант трансформатора, и свою сложную роль он играет не только для определенной практической цели, но и потому, что упивается своей виртуозностью, дающей ему ощущение превосходства над другими. Притворство, лицемерие - его основная черта и главный его талант. Все это и делает его представителем уже не примитивного средневековья, а новой эпохи. Сходные свойства, но в комическом плане мы найдем позже у Фальстафа, такого же виртуоза притворства и такой же стихийно-материалистской натуры, что также обусловливает его умственное превосходство над окружающими.

Замечательна первая же сцена, где Ричард показывает себя во весь свой рост, - сцена обольщения им леди Анны у гроба короля Генриха (I, 2). Силой своего дьявольского красноречия, хитрейшей казуистики и изумительного актерского дара он достигает своей цели, и жертва его злодейств с трепетом, веря и не веря, словно загипнотизированная, идет с ним к алтарю, чтобы стать его женой. Некоторые критики упрекали Шекспира в неправдоподобии этой сцены, считая, что такая метаморфоза в душе Анны совершенно невозможна. Они забывают о том, что историческая Анна, дочь Уорика, действительно вышла замуж за Ричарда Глостера, гонителя и убийцу ее родни и самых близких ей людей. Вместо того чтобы винить Шекспира в воспроизведении исторического факта, надо, напротив, удивляться мастерству драматурга, сумевшего сделать этот факт правдоподобным. Глубокое проникновение в сложные переживания женской души, чистой, доверчивой и притом по-женски слабой (вроде позднейших шекспировских образов Офелии и особенно Гертруды), подтверждается тем, что Пушкин оценил шекспировский замысел в несомненно подсказанной ему этим эпизодом весьма аналогичной сцене обольщения Дон Гуаном Доны Анны у гроба ее мужа.

Мастерски сделаны и другие эпизоды, где лицемерие и актерство Ричарда проявляются по-иному, но столь же блистательно. Отметим из них одну - сцену "избрания" Ричарда на царство (III, 7). Решающей здесь оказывается позиция лондонских горожан. Уже в "Генрихе VI" Шекспир показал народ как грозную силу и вместе с тем как выразителя нравственной правды (вынужденное изгнание Сеффолка, восстание Кеда). Но обычно это сила пассивная, нерешительная, неспособная к мощной инициативе. В "Ричарде III" горожане оценивают события, здраво судят о них, но активно не выступают. Уже в предыдущей сцене писец (вспомним летописца в пушкинском "Борисе Годунове") замечает, что нет глупца, который бы не понял, в чем тут дело, но только никто не смеет показать, что он понимает. Рассказывая об избрании Ричарда, Холиншед дает оценку совершившемуся: "Не было человека столь тупого, который не понял бы, что все было заранее улажено между ними... Но мудрым людям не следует вмешиваться в эти королевские игры". Хитрый Ричард превосходно этим пользуется. Он высылает вперед Бекингема, который как по нотам разыгрывает продиктованную ему роль. Но с обычной своей прямолинейностью он достигает лишь весьма умеренного успеха. И тогда вступает в действие сам Ричард. Зная набожность лондонских горожан, он выходит к ним с молитвенником в руках и окруженный двумя епископами (эту последнюю деталь Шекспир добавил от себя); он закатывает глаза, разыгрывает смирение и в конце концов добивается того, что его "просят" о том, чего он сам страстно жаждет. "Народ безмолвствует"...

Сквозным свойством Ричарда, больше всего помогающим ему добиться цели, является полное отсутствие совести. Он глумится над стонами своих жертв, заглушает барабанным боем укоры матери. Словно для того, чтобы оттенить эту полнейшую неподвластность Ричарда призывам совести, Шекспир показывает душевное смятение и раскаяние убийцы маленьких принцев. В противоположность им Ричард остается бесчувственным к голосу совести.

Однако наступает момент, когда и в его душе происходит какой-то странный не то чтобы перелом, а скорее "надлом". Холиншед рассказывает, что после убийства маленьких принцев (даже в те времена убийство детей считалось особенно тяжким преступлением) Ричард утратил душевный покой: он не спал по ночам, вскакивал, хватаясь за кинжал, что-то бормотал... У Шекспира эта перемена в состоянии Ричарда показана шире и много выразительнее. В трагедии решающим моментом оказывается проклятие матери (IV, 3). Ричард теряет былую самоуверенность, и характер его как-то меняется, утрачивает гранитную устойчивость характеров марловских героев. Образ Ричарда не то что "развивается", но он трансформируется особенным образом. В Ричарде отнюдь не пробуждается совесть, но она как бы вторгается в него, просачивается извне. Частично поддаваясь и вместе с тем яростно противясь этому, Ричард надламывается и расщепляется. Прежние сила и ясность покидают его. Он начинает чувствовать, что ступил на неверный путь, что царство его "из тонкого стекла". Хорошо было бы вернуться, но он зашел слишком далеко. Он становится раздражительным, бессмысленно подозрительным, и дальнейшие убийства, совершаемые им, - лишь бесполезная бойня. Эта деградация Ричарда, нарастание в нем патологических черт прослеживаются Шекспиром с большой наблюдательностью. Второе сватовство Ричарда заканчивается лишь полууспехом. Ричард уже не владеет собой так, как владел прежде. Все его раздражает. Привычные доспехи кажутся ему тесными или слишком тяжелыми. Он отдает противоречивые приказания. Ряды его сторонников редеют, и никто так не способствует этому, как он сам.

Это - крах индивидуализма, гибель личности, отмежевавшейся от всего остального мира и противопоставившей себя ему. Гибель Ричарда показана здесь одновременно в двух планах: лично человеческом и политическом - параллелизм, который в углубленной форме мы встретим и в великих трагедиях Шекспира. Как конкретная человеческая личность Ричард заходит в тупик и как бы раздваивается. Ярче всего это раздвоение проявляется в его последнем монологе (V, 3), где одно его "я" выступает судьей другого "я". Но у этого второго "я" (прежнего его "я") - ни малейшего признака раскаяния, ни тени душевного сокрушения, одно лишь отчаяние и скорбь. Ричард ненавидит себя "за зло, что самому себе нанес", но измениться он уже не может. И у него вырывается дикий, отчаянный вопль: "Никто меня не любит! Никто, когда умру, не пожалеет!" И в самом деле, как другим жалеть его, когда он сам в себе не находит к себе жалости?

То же самое и в плане политическом. Ричард всех оттолкнул от себя, создал вокруг себя пустоту и гибнет, не найдя никакой опоры, никакой защиты от поднявшего на него меч мстителя - Ричмонда. Но в последний момент в нем вспыхивает пламя прежней энергии и прежней страсти. Он произносит блестящую речь перед войсками и кидается в бой. Но это бой уже не за власть, не за престол. Это бой за свою несломленную гордость, за "гордыню ума", по меткому выражению английского критика Даудена. "Коня, коня! Венец мой за коня!" - таков последний возглас Ричарда, сумевшего погибнуть величаво, несломленным и до конца верным себе.

Все краски Шекспира в этой трагедии ушли на обрисовку Ричарда. На остальные персонажи их осталось мало. Но это вполне соответствует всему замыслу этой "монодрамы", в которой, подобно "Макбету", все остальное - лишь фон для центральной фигуры титанического, выходящего за рамки нормальной жизни героя. Есть прекрасные, выразительные и волнующие сцены с лорд-мэром, с маленькими принцами, со скорбными королевами, но все это дано в несколько приглушенных тонах, с нарочито ослабленной - для оттенения главной фигуры - индивидуализацией.

Зато образ самого Ричарда, раскрытый диалектически и при всей своей монолитности многогранный и полный внутреннего движения, тщательно продуман и выполнен замечательно. "Ричард III" по жанру - переход от хроники к трагедии. Образ Ричарда - подготовка образов Яго, Эдмунда, Макбета, как и сама пьеса во многих отношениях - подготовка будущих "великих трагедий" Шекспира,

Примечания к тексту "Ричарда III"

Действующие лица

Приводим краткие сведения об исторических прототипах персонажей шекспировской трагедии, отмечая главнейшие отступления, сделанные Шекспиром, от фактов, найденных им в источниках, которыми он располагал.

Король Эдуард IV (1461-1483) сразу после восшествия на престол безудержно предался распутству и всяким излишествам, от которых и умер всего сорока одного года отроду. Последней его любовницей была Джен Шор, жена лондонского купца. Герцог Кларенс вел предательскую политику по отношению к своему брату Эдуарду IV и домогался престола. В 1478 году (то есть за пять лет до смерти Эдуарда) он был приговорен к смерти за государственную измену, но Эдуард, не решаясь казнить его публично, предпочел подослать к нему в Тауэр тайных убийц. Ричарда, герцога Глостера, затем Ричарда III (1483 - 1485, род. 1452), историки характеризуют как весьма способного государя, издавшего ряд полезных для развития страны законов. Он намеревался женить своего сына Эдуарда на принцессе Елизавете, дочери Эдуарда IV, и только после внезапной смерти сына в 1484 году возымел мысль сам жениться на ней, однако по совету приближенных почти тотчас же отказался от этого проекта, как слитком смелого. Граф Ричмонд (род. 1456) получил права на престол через свою мать Иоанну Бофорт, внучку Джона Бофорта, брата Генриха IV, которая в первом браке была замужем за Эдмундом Тюдором, графом Ричмондом (отцом Ричмонда), во втором - за графом Стеффордом, в третьем - за графом Стенли. Королева Елизавета была в первом браке замужем за сэром Джоном Греем (ум. 1461). Королева Маргарита вскоре после воцарения Эдуарда IV бежала во Францию, затем, через семь лет, предприняла попытку вооруженной силой вернуть себе английский престол и заключена была в Тауэр, где просидела четыре года, после чего была выпущена на свободу и уехала во Францию, где и умерла в 1481 году. Леди Анна, младшая дочь графа Уорика (изображенного в "Генрихе VI"), была не женой, а лишь невестой принца Эдуарда, и о чувствах ее к жениху в ту эпоху, когда браки среди высшей аристократии были откровенными сделками, основанными на расчете, хроники ничего не говорят. Причина ее ранней смерти в 1485 году неизвестна. Брекенбери был назначен комендантом Тауэра лишь после воцарения Ричарда III. Подобного рода отступления от исторической точности нередки в пьесе.