Глава четвертая. Пролог к трагедии

 Секира палача не так остра, 
 Как злость твоя. Мольбы тебя не тронули.

Трагическое мироощущение Шекспира формировалось постепенно. Перелом в его умонастроении, обозначившийся со всей отчетливостью в "Юлии Цезаре" и "Гамлете", назревал в 90-х годах. В этом нас убеждают трагические мотивы, звучащие иногда в веселых комедиях. Еще явственней новые настроения обозначились в "Ромео и Джульетте" и "Венецианском купце". Жизнь бьет ключом, добрые люди побеждают силы зла, но в обеих пьесах бесчеловечность совсем не столь безоружна, как в комедиях "Много шума из ничего" и "Двенадцатая ночь, или Что угодно". Она угрожает, мстит, она коренится в жизни.

И я сложу всю жизнь к твоим ногам*

^* (Здесь и ниже цитируется трагедия "Ромео и Джульетта" (1594) в переводе Т. Щепкиной-Куперник, помещенная в третьем томе Собрания сочинений Уильяма Шекспира.)

Эскал, герцог Веронский, видит страшную сцену. В фамильном склепе Капулетти лежат мертвые тела Ромео, Джульетты и Париса. Вчера еще молодые люди были полны жизни, а сегодня их унесла смерть.

Трагическая гибель детей примирила, наконец, семейства Монтекки и Капулетти. Но какой ценой достигнут мир! Правитель Вероны делает горестное заключение: "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте".

Кажется, и двух дней не прошло с тех пор, как герцог возмущался и грозил Ромео "жестокой расплатой", когда были убиты Тибальт и Меркуцио. Мертвых не покараешь, надо было наказать хотя бы одного оставшегося в живых.

Теперь герцог, искренне сожалея о случившемся, по-прежнему стоит на своем: "Одних - прощенье, кара ждет других". Кого он собирается миловать, кого наказывать? Неизвестно. Монарх высказался, выразил свою волю в назидание живущим.

Правительственными мерами он не смог предотвратить трагедию, а теперь уж, когда она свершилась, его строгость ничего не изменит. Герцог надеялся на силу. С помощью оружия он хотел пресечь беззаконие. Он полагал, что страх перед неминуемой карой остановит Монтекки, поднявшего руку на Капулетти, и Капулетти, готового броситься на Монтекки.

Что же, закон был слаб или герцог не смог им воспользоваться? Шекспир верил в возможности монархии и не рассчитывал ее развенчивать. Еще была жива память о войне Алой и Белой роз, принесшей стране столько опустошений. Поэтому драматург старался показать хранителя закона авторитетным человеком, не бросающим слова на ветер. Если иметь в виду авторский замысел, то наше внимание должно привлечь соотнесение борьбы патрицианских семей с интересами государства. Необузданность, своеволие, мстительность, ставшие принципами жизни Монтекки и Капулетти, осуждены жизнью и властью.

Собственно, в этом заключается политико-философский смысл тех сцен, в которых действует герцог. Сюжетное ответвление, на первый взгляд не столь уж существенное, позволяет осмыслить глубже сражение за свободную жизнь и права человека, которые ведут Ромео и Джульетта. Трагедия обретает масштабность, глубину.

Пьеса противится распространенному мнению, будто она представляет собой трагедию любви. Напротив, если иметь в виду любовь, то она торжествует в "Ромео и Джульетте".

"Это пафос любви, - писал В. Г. Белинский, - потому что в лирических монологах Ромео и Джульетты видно не одно только любование друг другом, но и торжественное, гордое, исполненное упоения признание любви, как божественного чувства"^*. Любовь - главная сфера жизнедеятельности героев трагедии, это критерий их красоты, человечности. Это знамя, поднятое против жестокости и косности старого мира.

^* (В. Г. Белинский, Собрание сочинений в трех томах, т. 3, Гослитиздат, 1948, стр. 379.)

В комедиях Шекспира вдохновение любви, ее романтическая сторона сочетается со странностями, с причудами страсти, поскольку она выводит человека из обычного ритма жизни, делает его "больным", смешным. В трагедии "Ромео и Джульетта" любовь тоже не лишена комизма, несмотря на то, что она отождествлена с возвышенным, с прекрасным в жизни.

Джульетта в некоторых сценах смешна. Страстное и нетерпеливое чувство девочки, впервые познавшей любовь, комически сталкивается с лукавством кормилицы. Джульетта требует от многоопытной служанки, чтобы та побыстрее рассказала о действиях Ромео, а кормилица то ссылается на боль в костях, то на усталость, намеренно откладывая сообщение. Получается очень смешно.

Пылкий Ромео попадает под холодную струю рассудительности своего наставника Лоренцо.

Благодаря юмору, более жизнерадостному, чем в любой другой трагедии, происходит разрядка нарастающего трагизма, любовный сюжет из сферы высокой романтики опускается на почву живых человеческих отношений, "приземляется" в хорошем смысле этого слова, не принижается. Сюжет шекспировской трагедии противостоит тем самым историям рыцарской любви, которая изображается в средневековом романе как чувство, отрешенное от социальной действительности. Петрарка, с одной стороны, Боккаччо - с другой, разрушали феодально-рыцарское представление о любви неземной, "идеальной" и взгляд церкви на любовь как чувство греховное. Поэт итальянского Возрождения в сонетах, посвященных Лауре, оживил облик дамы сердца, засушенный в рыцарском романе. Автор "Декамерона" простые утехи любви противопоставил нечестной игре церковников в благочестие.

У Шекспира мы наблюдаем синтез обеих тенденций: в "Ромео и Джульетте" высокий пафос Петрарки сочетается с жизнелюбием Боккаччо. Новое состоит также в том, что у Шекспира - небывалая широта взгляда. Все или почти все действующие лица выражают свое отношение к любви Ромео и Джульетты. И они оцениваются в зависимости от своей позиции. Художник исходит из того, что подлинная любовь обладает всепроникающей силой, она является чувством всеобщим. В то же время она индивидуальна, неповторима, единственна.

Ромео вначале лишь воображает, что любит Розалину. Эта девушка даже не показывается на сцене, так что ее отсутствие подчеркивает иллюзорность увлечения Ромео. Он грустит, он ищет уединения. Он избегает друзей и проявляет, по словам мудрого Лоренцо, "глупый пыл". Меланхолический Ромео совсем не похож на трагического героя, он скорее смешон. Это отлично понимают его товарищи Бенволио и Меркуцио, которые весело подтрунивают над ним.

Встреча с Джульеттой преображает юношу. Ромео, вымысливший любовь к Розалине, исчезает. Рождается новый Ромео, всецело отдавшийся настоящему чувству. Вялость уступает место действию. Меняются взгляды: раньше он жил собой, теперь он живет Джульеттой: "Небеса мои - там, где Джульетта". Для нее он существует, ради нее - и тем самым для себя: ведь и он любим. Не томная грусть по несбыточной Розалине, а живая страсть одухотворяет Ромео: "Весь день меня какой-то дух уносит ввысь над землею в радостных мечтах".

Любовь преобразила и очистила внутренний мир человека, она чудодейственным образом повлияла и на его отношения с людьми. Враждебное отношение к семейству Капулетти, слепая ненависть, которую нельзя было оправдать никакими доводами разума, сменились мужественной сдержанностью.

Надо поставить себя в положение юного Монтекки, чтобы понять, чего ему стоило его миролюбие, когда драчливый Тибальт оскорблял его. Ни за что в жизни прежний Ромео не простил бы заносчивому дворянину его язвительности и грубости. Любящий Ромео терпелив. Он не станет сгоряча ввязываться в дуэль: она может кончиться смертью одного или даже обоих участников боя. Любовь делает Ромео рассудительным, по-своему мудрым.

Обретение гибкости не происходит за счет потери твердости и стойкости. Когда становится ясно, что мстительного Тибальта не остановить словами, когда разъяренный Тибальт набрасывается, подобно зверю, на добродушного Меркуцио и убивает его, Ромео берется за оружие. Не из мстительных побуждений! Он уже не прежний Монтекки. Ромео карает Тибальта за убийство. Что ему еще оставалось делать?

Любовь требовательна: человек должен быть борцом. В трагедии Шекспира мы не обнаруживаем безоблачной идиллии: чувства Ромео и Джульетты подвергаются суровому испытанию. Ни Ромео, ни Джульетта ни на минуту не задумываются, чему отдать предпочтение: любви или ненависти, по традиции определяющей отношения Монтекки и Капулетти. Они слились в едином порыве. Но индивидуальность не растворилась в общем чувстве. Не уступая своему любимому в решительности, Джульетта более непосредственна. Она совсем еще дитя. Мать и кормилица точно устанавливают: осталось две недели до того дня, когда Джульетте исполнится четырнадцать лет. В пьесе неподражаемо воссоздан этот возраст девочки: мир поражает ее своими контрастами, она полна смутных ожиданий.

Джульетта не научилась скрывать своих чувств. Чувств этих три: она любит, она восхищается, она горюет. Ей не знакома ирония. Она удивляется тому, что можно ненавидеть Монтекки только потому, что он Монтекки. Она протестует.

Когда кормилица, знающая о любви Джульетты, полушутя советует ей выйти замуж за Париса, девочка сердится на старушку. Джульетте хочется, чтобы все были постоянны, как она. Чтобы все достойным образом оценили несравненного Ромео. Девочка слышала или читала о непостоянстве мужчин, и она вначале отваживается сказать об этом любимому, но тут же отвергает всякую подозрительность: любовь заставляет верить в человека.

И эта детскость чувств и поведения тоже преображается в зрелость - не один Ромео взрослеет. Полюбив Ромео, она начинает разбираться в человеческих отношениях лучше, чем ее родители.

По мнению супругов Капулетти, граф Парис - отличный жених для их дочери: красив, знатен, обходителен. Они вначале полагают, что Джульетта с ними согласится. Для них ведь важно одно: жених должен подойти, он должен соответствовать неписаному кодексу порядочности.

Дочь Капулетти возвышается над сословными предрассудками. Она предпочитает умереть, но не выйти замуж за нелюбимого. Это, во-первых. Она, не колеблясь, свяжет себя супружескими узами с тем, кого полюбит. Это, во-вторых. Таковы ее намерения, таковы ее действия.

Увереннее становятся поступки Джульетты. Девочка первой заводит разговор о бракосочетании и требует, чтобы Ромео, не откладывая дела в долгий ящик, на следующий же день стал ее супругом.

Красота Джульетты, сила ее характера, гордое осознание правоты - все эти черты полнее всего выражены в ее отношении к Ромео. Чтобы передать напряжение высоких чувств, найдены высокие слова:

 Да, мой Монтекки, да, я безрассудна, 
 И ветреной меня ты вправе счесть. 
 Но верь мне, друг, - и буду я верней 
 Всех, кто себя вести хитро умеет. (II, 2, 45)

Где, когда девушка объяснялась в любви с таким достоинством? Чтобы выразить поэзию любви, ее интимность, найдены и нежные краски:

 Светает. Я б хотела, чтоб ушел ты 
 Не дальше птицы, что порой шалунья 
 На ниточке спускает полетать, 
 Как пленницу, закованную в цепи, 
 И вновь к себе за шелковинку тянет, 
 Ее к свободе от любви ревнуя. (II, 2, 48)

Между тем звучат тревожные удары. Любовь Ромео и Джульетты окружена враждой. Джульетта погибает, едва испытав счастье любви, о которой мечтала и которую создала. Никто не может заменить отравившегося Ромео. Любовь не повторяется, а без нее жизнь теряет для Джульетты смысл. Таково было время, таково было положение Джульетты.

Однако, помимо этого мрака, который сменил светлую пору любви, была еще одна причина, заставившая Джульетту воспользоваться кинжалом Ромео.

Она знала, что Ромео наложил на себя руки, уверившись в ее смерти. Она должна была разделить его участь. Она видела в этом свой долг, и таково было ее желание. Отняв у себя жизнь, герои трагедии вынесли приговор бесчеловечности куда более суровый, чем тот, что вынес герцог Веронский Эскал.

Свет любви, зажженный Ромео и Джульеттой, в наше время не потерял своего тепла, своей животворной силы. В энергии и постоянстве их характеров, в смелости их поступков есть что-то родное нам. В их бунтарстве и стремлении утвердить свою свободу тоже выражены свойства благородных душ, которые вечно будут волновать людей.

Против кого они подняли мятеж?

Иные считают, что в пьесе показано столкновение отцов и детей, косных родителей и прогрессивно настроенных молодых людей. Это не так. Шекспир не случайно рисует образ молодого Тибальта, ослепленного злобой и не имеющего иной цели, кроме истребления Монтекки. С другой стороны, старый Капулетти, хотя он и не в силах что-либо изменить, признает, что давно пора положить конец вражде. В противовес Тибальту, он желает мира с Монтекки, а не кровавой войны.

Любовь противостоит человеконенавистничеству. Ромео и Джульетта не только восстали против старых взглядов и их отношений. Они дали пример новой жизни. Их не разделяет вражда, их объединяет любовь. Любовь противостоит мещанской косности, во власти которой находятся Капулетти. Это всечеловеческая любовь, рождающаяся от восхищения красотой, от веры в величие человека и желания разделить с ним радость жизни. И это - глубоко интимное чувство, соединяющее девушку и юношу. Первое неодолимое влечение, которое должно стать последним, потому что мир, окружающий Ромео и Джульетту, еще не созрел для любви.

Есть надежда, что он изменится. В шекспировской трагедии еще нет того ощущения, что свобода попрана и зло проникло во все поры жизни. У героев нет чувства щемящего одиночества, которое потом испытают Отелло, Лир, Кориолан. Их окружают преданные друзья: Бенволио и Меркуцио, готовые отдать жизнь за Ромео, благородный Лоренцо, кормилица, Бальтазар. Герцог, несмотря на то, что он изгнал Ромео, вел политику, которая была направлена против разжигания междоусобиц. "Ромео и Джульетта" - трагедия, в которой власть не противостоит герою, не является враждебной ему силой.

Я требую по векселю уплаты*

^* ("Венецианский купец" в переводе П. Вейнберга (В. Шекспир, Сочинения, т. 2, Госиздат, 1930, стр. 286).)

От Шейлока ждут доброго слова, а он уперся, стоит на своем, не отступается от своего требования. Заимодавец настаивает: пусть должник возместит неустойку.

Так вот что делает ростовщика бессердечным, так вот почему человек превратился в кровопийцу: он дрожит за свой капитал. Если вексель вовремя не оплачен, должника надо наказать. Ростовщик привержен к букве закона, а закон - на стороне Шейлока. "Любовь" взаимна.

В таких условиях накопитель выигрывает обычно, одерживая, однако, пиррову победу: разросшийся капитал убивает в нем человека. Но только изъятие богатства в представлении Шейлока является настоящим убийством: "Лишаясь средств для жизни - жизни всей лишается".

Мысль о пагубном воздействии золота впервые выражена в "Ромео и Джульетте" - странными узами связана трагедия с комедией "Венецианский купец". Юный любовник, который забыл обо всем на свете, кроме Джульетты, неожиданно обнаруживает проницательность в своих суждениях о жизни. Купив отраву, Ромео вознаграждает аптекаря:

Вот золото, возьми. Для душ людских
В нем яд похуже. В этом жалком мире
Оно убийств куда свершает больше,
Чем эта смесь несчастная твоя,
Которую ты продавать боишься.
Не ты мне - я тебе сейчас дал яду. (V, 1, 117)

Шейлоку нет дела до убийства, он никогда не откажется от "яда". Чем больше человек пропитан этой отравой, тем ценнее он для Шейлока: "Словами "он хороший человек" я хочу сказать, что он, понимаете, человек состоятельный" (I, 3, 223)^*.

^* (Здесь и ниже "Венецианский купец" в переводе Т. Щепкиной-Куперник, помещенном в третьем томе Собрания сочинений Уильяма Шекспира.)

Так в "Венецианском купце" раскрыта отталкивающая психология буржуа, намечена коллизия капиталистической формации: состоятельность, собственничество выступает против человечности, занимает ее место. Здесь берет начало "Человеческая комедия", созданная Бальзаком, но открытая Шекспиром.

Страсть к богатству, узаконенная обществом и вошедшая в его нравственный кодекс, не успела вытравить все лучшее в Шейлоке. Он самозабвенно любит свою дочь. Когда она бежит от него, прихватив драгоценности, он искренне переживает двойную утрату - любимого существа и части богатства. И ему больно, что он не может наказать ослушницу.

Но на суде над Антонио он не бессилен. Он не сдается, горе его не сломит. Он докажет свое и получит свое. Его противники считают, что он "злобный пес". Пусть. Они и раньше не принимали его за человека. Так или иначе Шейлок будет стоять на своем. Он полагает, что в противном случае развалится торговля, погибнет ростовщичество, хаос придет на смену порядку. На то и дан закон, чтобы люди спокойно совершали сделки и не опасались за свой капитал.

Громовым голосом хозяина жизни Шейлок настаивает перед судом: "Я требую по векселю уплаты".

Все, даже противники Шейлока, признают: он прав, требуя, чтобы Антонио, как это оговорено в векселе, отдал фунт своего мяса. Все признают, что закон - на стороне ростовщика.

В этих условиях борьба развертывается не за падшую душу финансиста, а за жизнь Антонио. Закон оказывается немилосердным. Во всей стране царит порок, прикрытый маской порядочности:

 В судах нет грязных, низких тяжб, в которых 
 Нельзя бы было голосом приятным 
 Прикрыть дурную видимость. В религии - 
 Нет ереси, чтоб чей-то ум серьезный 
 Не принял, текстами не подтвердил... 
 Нет явного порока, чтоб не принял 
 Личину добродетели наружно. (III, 2, 262)

Шейлока вполне удовлетворяет такая жизнь. Что ему до несправедливости по отношению к кому бы то ни было, если его дела идут хорошо! Ростовщик чувствует себя как рыба в воде. Если его что-нибудь волнует, так это: кредит, доход, сделка, векселя, курс, проценты, неустойка.

Так впервые в мировой литературе раскрыты экономические интересы буржуа, заполнившие все его существование. Категории общественного бытия входят в плоть и кровь художественного образа. Тем самым Шекспир достигает историзма, недоступного его современникам и многим писателям XVII-XVIII веков.

Кристофер Марло, в пьесе "Мальтийский евреи" (1588) вывел яркий образ Варравы. Богатый купец живет в атмосфере вражды, и это усиливает разрушительную энергию, издавна таившуюся в нем. Он мстителен. Но окружение героя, его общественные связи раскрыты слабо. По этой причине и зловещий "демонизм" Варравы выступает как субъективное свойство жестокого еврея.

Шекспир же показывает, почему Шейлок стал Шейлоком и как он врос в почву новых общественных отношений. Шекспир более глубоко раскрывает связи и конфликты людей. В "фунте мяса", который требует Шейлок, воплощена идея несовместимости "милости", гуманизма и ростовщичества. Не вырезать фунт мяса - это все равно что посягнуть на священную силу долгового обязательства, в данном случае векселя. Выполнить договоренность, "уплатить" по векселю неустойку - означает отнять жизнь у Антонио.

Решение Шейлока известно. Оно поражает нас своей жестокой непримиримостью. Между тем поведение ростовщика, его интересы объясняются причинами не только личного порядка. Устами Шейлока глаголет общество хищных собственников. Недаром он глубоко уверен, что действует в соответствии с законом Венеции, в соответствии с установлениями, имеющими высшую силу в государстве.

Все сплелось: всеобщий закон, индивидуальный интерес, необычные страсти ростовщика. Страсти в "Венецианском купце" выступают в социальном обличии, и, кроме того, они осознаны самим Шейлоком - это не слепые чувства. Шейлок ненавидит Антонио и объясняет, почему: "Взаймы дает он деньги без процентов и курса рост в Венеции снижает" (I, 3, 224). Угроза капиталу Шейлока - вот основание его непримиримой вражды.

Есть еще одна причина ненависти. Венецианский купец Антонио слывет за человека в высшей степени благородного и гуманного. Но почему-то он с самого начала, задолго до суда, ведет себя высокомерно по отношению к Шейлоку, груб с ним, унижает его достоинство.

Шейлок знает, почему Антонио заносчив. Потому что он, Шейлок, - еврей. Тут гуманист Шекспир стал на сторону скупого. Драматург вложил в уста Шейлока слова, позволяющие понять его трагедию: "Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина?" (II, I, 257).

Протест Шейлока против неравноправия услышали два добродетельных венецианца: Саларино и Саланио. Они ничего не могли возразить еврею. Поскольку они были друзьями Антонио, то не замедлили бы дать отповедь ростовщику, будь он неправ в своих обвинениях.

Шейлока надо понять, считает и доказывает Шекспир. Все люди, в том числе евреи, должны быть свободны от притеснений. Гуманность Шекспира носила наступательный характер. Он проповедовал равноправие наций, отлично зная, что антисемитизм был нередким явлением. Вместе с тем человеколюбие Шекспира требовало и ненависти, подразумевало брезгливое отвращение к алчному ростовщику. Боец капитала Шейлок шествует рука об руку с законом, и оттого он еще опасней для людей.

Как с ним быть? Пьеса не оставляет никакого сомнения в том, что Шекспир не отвергал буржуазной деятельности вообще, он был против хищничества, ставшего системой.

Первый вариант сопротивления Шейлоку состоит в разрыве всех связей с ним. Так поступает слуга Ланчелот Гоббо, так поступает дочь ростовщика. Но как далека, однако, смуглая красавица от идеала, хотя добродетельный Лоренцо души в ней не чает. Джессика совсем не похожа на романтическую Джульетту. Она расчетлива. Увлеченная Лоренцо, она знает цену богатству и уходит из дома не с пустыми руками. Ее любовь до цинизма откровенна, нравственное начало ее страсти не очень ощутимо. В девушке, порвавшей с Шейлоком, есть что-то шейлоковское, она дочь своего отца.

Как бы там ни было, ее уход не сломил могущественного финансиста. Нет, разрыв не средство борьбы.

Образ Джессики соотнесен с образом Порции, которая нашла средство одолеть Шейлока. Вначале она, подобно дожу и Бассанио, взывает к добрым человеческим чувствам, призывает Шейлока быть снисходительным. Она хочет, чтобы он не слепо следовал букве закона:

 Земная власть тогда подобна божьей, 
 Когда с законом милость сочетает. (IV, 1, 285)

К этим словам присоединился бы без раздумья и автор пьесы, которому Порция близка своим бескорыстием, своим великодушием, своей изобретательностью ума. До приезда в Венецию она занята лишь тем, что высмеивает многих претендентов на ее руку да выражает свое благоволение к Бассанио, благоволение, которое просто невозможно принять за горячее чувство. Видно только, что она ценит в нем человека, презревшего золотой и серебряный ларцы и остановившего свой выбор на свинцовом.

Неотразимой становится Порция только в сцене суда. Убедившись, что Шейлок не отступается от своего иска, она пускает в ход его же оружие, по-своему толкуя закон. Она рассуждает об условиях векселя и претензиях ростовщика так, будто они формально не соответствуют закону Венеции. Шекспирологи давно уже сошлись на том, что несомненные адвокатские способности Порции уступают убедительности ее доводов.

Возможно, что сам Шекспир не совсем доверял ее логике. Скорее всего он не придавал особого значения формально-юридической стороне дела. Он был озабочен тем, чтобы восторжествовала справедливость.

Участие Порции в процессе - очень удобный сюжетный ход, с помощью которого связаны основные линии действия: на суде мы видим всех героев "Венецианского купца", здесь же назревает и происходит кульминация борьбы; но главное не в изобретательной композиции, а в живой драматической схватке, в игре умов, шуточности, приведшей к победе над грозным Шейлоком.

И переодевание Порции, и перевоплощение ее понадобились для того, чтобы победа носила веселый и непринужденный характер.

Шутовские выходки Ланчелота, сцепы выбора жениха, демонстрация героической дружбы со стороны Антонио, восторги Бассанио, неожиданно обретшего счастье, - все это в какой-то мере украшает пьесу, придает ей праздничный характер, но не очень заметно влияет на ее достоинства.

...Низвержение Шейлока было осуществлено не столь дорогой ценой, как примирение Монтекки и Капулетти. Однако в трагедии "Ромео и Джульетта" куда больше человеческой радости и счастья любви, чем в комедии "Венецианский купец", заканчивающейся весьма благополучно.

Мрачный образ Шейлока, его психология и вся его борьба за господство не укладываются в рамки веселой комедии. В жанровом отношении "Венецианский купец" скорее драма. Счастливый финал конфликта совпадает с зарождением трагического чувства Шекспира. Автор был потрясен миром Шейлока.

Еще предстояло написать самые веселые комедии: "Венецианский купец" создан до комедий "Как вам это понравится", "Много шума из ничего", "Двенадцатая ночь, или Что угодно". И все-таки встреча с Шейлоком оставила глубокий след в душе Шекспира. Порция сравнительно легко одержала верх над бессердечным наживалой. И ее будущее ничем не было омрачено. А Шекспиру предстояло еще иметь дело с шейлоками и убедиться, что их сила растет.

Предстояло показать героя в неравной схватке с этой темной силой.