10

Последние годы перед революционными бурями и вступлением страны в новую эпоху своего существования Шекспир почти вышел из сферы внимания печати и критики. Еще иногда возникали шекспировские спектакли, но они не находили внимательного отношения у критиков, как это было, например, с постановкой комедии "Двенадцатая ночь" в сезоне 1912/13 года и возобновлением "Макбета" в 1914 году, с А. И. Южиным и Н. А. Смирновой в ролях Макбета и леди Макбет в Малом театре. Еще играл в 1913-1914 годах старик Поссарт в "Венецианском купце", но его гастроли не привлекли уже прежнего внимания печати.

В 1915 году умер Сальвини, и с его смертью как бы закрывалась та страница русской шекспирианы, на которой были вписаны имена Олдриджа, Сальвини, Росси, Барная, Мунэ-Сюлли и других трагиков европейской сцены, встречавших в русской критике горькие укоризны за "приспособление" текста Шекспира к их артистическим данным и составу трупп. Даже большой шекспировский юбилей в 1914 году, когда отмечалось 350-летие со дня его рождения, был отражен в повременной печати весьма бледно и тускло. Журнал "Театр и искусство", ранее весьма обильный шекспировскими материалами, на этот раз ограничился помещением ряда снимков и портретов знаменитых актеров в шекспировских ролях и публикацией совершенно вздорной и легкомысленной статьи Н. Долгова, уверявшего, что после Мочалова русская сцена рассталась с Шекспиром. "Надвигался реализм, - писал он, - надвигались долгие будни искусства, и прелесть Шекспира безвозвратно исчезла с русской сцены... И не потому ли русская сцена, такая богатая комическими талантами, оживает для Шекспира лишь тогда, когда на ее подмостках появляются иностранные гастролеры"^*. То было вопиющей неправдой, зачеркивающей целиком всего русского послемочаловского Шекспира, всю русскую сценическую шекспириану, явленную в игре замечательных русских художников сцены во главе с Федотовой и Ленским, и эта в полном смысле слова клевета на русскую сцену могла появиться в лучшем тогдашнем театральном журнале лишь потому, что в эти последние годы царской России никого из русских критиков, за редким исключением, уже не волновали шекспировские темы.

^* ("Театр и искусство", 1914, № 16 - Н. Долгов, К истории шекспировских постановок. )

К 1915-1916 годам русский театр вступал в самый кризисный период своего существования. Н. Евреиновым был провозглашен "театр для себя", на диспутах читались доклады о связи театра с оккультизмом, открылся "Привал комедиантов", для которого спешно переводились пьесы Тика, Клоделя, Метерлинка, Стриндберга и одна из зал которого должна была напоминать "о красоте Венеции и об ее утраченном могуществе". В Малом театре рядом с "Венецианским купцом" до конца 1916 года шел нелепый водевиль Григория Истомина "Семья Пучковых и собака", над которым изощряли свое остроумие фельетонисты всех газет. Театр потерял веру в себя и свое назначение, и итог всему этому подвел А. Р. Кугель в первом номере своего журнала за 1917 год: "Скудость театрального итога поразительна... Нужно, чтобы пришла не только новая публика для созерцания и восприятия, а новая публика для творчества... нужно омоложение общества, перестройка его, изменение его напластования. Сейчас в искусстве, подобно промотавшимся кутилам, мы переписываем векселя".

Об этом же писал Блок, вспоминая эти годы: "Вот, под игом грязи и мерзости запустения, под бременем сумасшедшей скуки и бессмысленного безделия люди как-то рассеялись, замолчали и ушли в себя: точно сидели под колпаками, из которых постепенно выкачивали воздух".

Шел великий Октябрь, который и дал новую жизнь русскому сценическому искусству.

В советскую эпоху Шекспир снова вступил в свои права старого и испытанного друга русского театра. С его именем связаны многие достижения советского искусства. Много сделали в области литературной шекспирианы и советская критика и советское театроведение. Но эта тема и эти годы выходят из плана и рамок нашей статьи. Советский Шекспир - огромная и важная тема, и она найдет своего исследователя, если уже не нашла его.

И все же не следует забывать, что русская сцена и русская критика в прошлом много сделали для того, чтобы имя Шекспира стало рядом с Островским в любви и внимании советских зрителей. От Карамзина до Горького и Луначарского, от Мочалова до Южина и Качалова на протяжении многих десятилетий русская критика и сцена утверждала имя Шекспира как выразителя самых передовых идей своего времени, как друга и соратника в борьбе за свободу и счастье народа. Великая тень Шекспира сопровождала и глубочайшие размышления Пушкина и Белинского и величайшие создания Мочалова и Ленского. Русский Шекспир был не только драматургом, но и соучастником многих идейных столкновений общественных групп; его не только играли, но вместе с ним решали проблемы зла и добра, лжи и правды в искусстве. Шекспир во многом помог утвердиться на сцене русской школе игры, и уже Мочалов в своем Гамлете положил начало такой трактовке шекспировских созданий, которая перекликалась со всеми национальными особенностями русской литературы и искусства. Эта оригинальность и своеобразие русской шекспирианы были углублены в советскую эпоху, создавшую ряд таких спектаклей, которые обновили шекспировскую мировую традицию. В России не "подражали" Шекспиру и его европейским исполнителям, а заново воссоздавали мир его образов, вкладывая в него многие сокровища национального гения. По счастливому выражению Тургенева, русские "имеют право праздновать" память Шекспира, потому что для них это "не одно только громкое, яркое имя", - нет, он вошел в их "плоть и кровь". Да, это именно так, и потому-то мы говорим о русском Шекспире как о нашем достоянии, завоеванном усилиями и творчеством лучших людей нашей страны.