Старые меха, новое вино

В теории, в схеме новое легко отличить от старого, В действительности они всегда переплетены. Особенно трудно распутать этот узел в переломные времена.

Шекспир постоянно становится жертвой теоретизирующего схематизма. В его творчестве часто видят лишь одну из двух сторон. Между тем в его искусстве, как и в его время, новое еще не обрело полностью своей особой формы.

Время Шекспира - начало буржуазного общества. Но новые экономические и социальные отношения еще предстают в ту эпоху в феодальном облачении. В деревнях способ хозяйствования уже становится капиталистическим, но по-прежнему сидит в своем замке помещик. В городах ремесленники уже работают не только на национальный, но и на мировой рынок, а форма организации промышленного труда еще по внешности остается цеховой. Королевская власть сохраняет все феодальные прерогативы, а сущность ее во многом иная. Знатность, дворянские привилегии покупаются за деньги.

Какую сторону жизни эпохи Возрождения мы ни возьмем, всюду замечается одно и то же: обличие старое, сущность нова. То же самое наблюдается и в духовной жизни общества. Материализм Бэкона еще уживается с богословской терминологией. Атеист Уолтер Рали начинает свою "Всемирную историю" с библейской легенды о сотворении мира. Атеист Марло отправляем своего героя, безбожника Фауста, в ад.

Искусство эпохи Возрождения выражает новые отношения к жизни через посредство старых сюжетов. Рафаэль, Леонардо да Винчи, Микеланджело пишут религиозные полотна и фрески, но в них нет ничего от христианской религиозной морали, и все содержание проникнуто идеями гуманизма.

Таков же и Шекспир. В его драмах действуют люди, принадлежащие к различным сословиям феодального общества. Короли, герцоги, графы, рыцари, средневековые горожане заполняют его пьесы. Но нет большей ошибки, чем судить о героях Шекспира по "паспортным" признакам.

Комедии и трагедии Шекспира порождены не средневековыми условиями, а конфликтами нового времени. Образ мысли, чувства и стремления героев уже не такие, как у людей феодального средневековья. Точнее - не совсем такие. Где грань - очень трудно определить.

Кто такой Гамлет - феодальный принц или гуманист? И то и другое. Если мы отнимем у него рыцарственность, то лишим важной стороны характера. Между тем новейшее восприятие образа героя, как правило, полностью отвлекается от тех социально-психологических черт героя, которые отражают его принадлежность своему времени.

В отношении короля Лира чаще бывает обратное - больше склонны видеть в нем человека, принадлежащего старому феодальному миру, что так же неверно, как видеть в Гамлете только гуманиста нового склада.

Социально-классовая природа героев Шекспира очень сложна. Даже там, где мы сталкиваемся с характерами, обладающими весьма ясными признаками сословной или профессиональной принадлежности, дело обстоит не так просто, как кажется на первый взгляд. В качестве примеров можно сослаться на фигуры феодала Хотспера ("Генрих IV", ч. 1) и ростовщика Шейлока ("Венецианский купец").

Хотспер ведет себя согласно феодальному кодексу рыцарской чести. Шейлок обнаруживает своекорыстие, типичные для людей буржуазного класса. Но баронское своеволие и рыцарская страсть к подвигам у Хотспера уже не столько служение нормам нравственности своего сословия, сколько проявление характера, свободно выбравшего такой, а не иной жизненный путь.

В "Венецианском купце" мы видим рядом двух членов буржуазного класса. Из них Шейлок - буржуа "старого", средневекового типа, тогда как Антонио - капиталист нового, патрицианского склада. В чем-то каждый из них проявляет себя как человек, следующий жизненным нормам своей социальной среды. Но подчинение тем или иным нравственным принципам определяется у них не слепым следованием обычаю, а тем, в какой мере эти принципы отвечают их личным стремлениям. Индивидуальность каждого дает себя чувствовать почти в любом их слове и поступке. Поэтому Шекспировские феодалы уже не вполне типичные феодалы средневековья, как и его буржуа еще далеко не те буржуа, каких мы увидим в XVIII и XIX веках.

Рядом с такими героями мы можем увидеть у Шекспира персонажи, для которых вековечная мораль стоит выше их личных склонностей, хотя таких в произведениях драматурга сравнительно мало. Есть в его пьесах и люди, для которых нормы поведения, завещанные обычаем, уже не имеют никакого значения, например Фальстаф.

Это отнюдь не означает, что герои Шекспира лишены социальной типичности. Просто, их социальную типичность нельзя понимать односторонне и внеисторически. В эпоху, когда прежний господствующий класс уже разложился, а новый еще только формировался, естественно, не могло быть и речи о полной кристаллизации классовых типов и об абсолютном единстве или тождестве личного и классового начала в человеке. Так могло быть раньше, в пору зрелости феодализма, и так стало позже, когда утвердилось господство буржуазии.

Возвращаясь к характерам, о которых мы говорили, заметим, что в Хотспере есть не только феодальная воинственность, но и подлинно человеческая мужественность. И точно так же, в Шейлоке обнаруживается не только его буржуазное корыстолюбие, но и способность в какие-то моменты стать выше своих стяжательских интересов и мстить за свое поруганное человеческое достоинство.

Почему герои Шекспира принадлежат к высшим слоям общества? С развитием демократического сознания это стали выдвигать в качестве упрека Шекспиру. Американский поэт-демократ Уолт Уитмен именно на этом основании считал творчество Шекспира "феодальным"^*. Эрнест Кросби в статье "Шекспир и рабочий класс"^** подкреплял этот тезис с другой стороны, доказывая, что люди из народа изображены у Шекспира грубыми, невежественными, умственно неразвитыми и т. д. Л. Толстой, как известно, поддерживал мнение об отрицательном отношении Шекспира к народу^***.

^* (Walt Whitman, Complete Prose Works, Boston, 1898, p. 202; Alwin Thaler, Shakespeare and Democracy, 1941, p. 45-61.)

^** ( Ernest H. Grosby, Shakespeare's Attitude towards the Working Classes, New York, 1900.)

^*** (См. Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 35, стр. 258. )

Очень верно ответил на этот вопрос Бернард Шоу. Нелишне при этом вспомнить, что Шоу отнюдь не был "идолопоклонником" по отношению к Шекспиру и нападал на него подчас с не меньшей резкостью, чем Л. Толстой.

Прежде всего, Шоу отметил, что представителей высших сословий Шекспир изображал весьма критически, и ряд образов в его пьесах свидетельствуют о том, что "Шекспир терпеть не мог придворных". "Если, с другой стороны, большинство героев Шекспира принадлежат к имущим классам, то это же самое верно и в отношении пьес Ф. Харриса и моих, - писал Шоу.- Промышленное рабство несовместимо с той свободой поисков, личной утонченностью и интеллектуальной культурой, с той масштабностью действия, которые требуются для высших и наиболее глубоких форм драмы. Даже Сервантес был вынужден отбросить заботы Дон Кихота, связанные с тем, что содержатели гостиниц требовали от него платы за пищу и постой, и сделал его столь же свободным от экономических трудностей, как Амадиса Галльского. Переживания Гамлета просто не могли случиться с паяльщиком. Бедняк на сцене нужен для той же цели, что и слепой: чтобы возбудить жалость. Бедность аптекаря в "Ромео и Джульетте" производит большое впечатление и даже дает возможность для здравого морального вывода, что бедняк не может позволить себе роскоши иметь совесть; но если бы все персонажи пьесы были столь же бедны, как он, мы увидели бы только мелодраму того типа, какой показали нам здесь недавно сицилийские актеры, а это отнюдь не исчерпывало возможностей, какими обладал Шекспир. Когда бедность будет уничтожена, а досуг и красивая жизнь станут доступными всем, единственные пьесы, которые останутся от нашей эпохи, как имеющие жизненное значение для той жизни, которая наступит, будут те, в которых ни один из персонажей не озабочен недостатком средств, бременем труда. Наши пьесы о бедности и нищете, которые теперь одни только правильно изображают жизнь большинства людей, будут тогда отнесены к изображениям несчастных и чудовищ, и читать их станут только историки, изучающие социальную патологию"^*.

^* (В. Shaw, Preface to "The Dark Lady of the Sonnets". Prefaces by B. Shaw, London, 1938, p. 707-708.)

Мысль Шоу выражена в парадоксальной форме, но в своем существе она верна. В героях Шекспира мы воспринимаем их высокую человечность именно потому, что от мелочных, повседневных интересов и забот они свободны. Во времена Шекспира это было доступно лишь небольшой обеспеченной части общества. Здесь важна не классовая принадлежность героев, а их человеческая сущность.

Герои Шекспира - его современники. Их общественное положение, образ мыслей, склад душевной жизни несут неизгладимую печать эпохи Возрождения. Но для того чтобы правильно понять их, нужно верно представлять себе особенности Возрождения как переломной эпохи. Вульгарный социологизм с его схематическим представлением о классовой природе людей особенно мешает правильному пониманию такого художника, как Шекспир. Его герои не абстрактные феодалы и буржуа, а живые люди переходного времени; они привержены многим старым средневековым навыкам и понятиям, но обладают также чертами нового сознания, вызванного к жизни буржуазным прогрессом. Однако прежде всего и больше всего они люди!