Мораль и красота

Герои Шекспира воплощают не идею характера, а самый характер. Каждый из них - представитель определенного человеческого типа, но вместе с тем и единичная, неповторимая личность. В каждом есть не только то качество, которое составляет сущность данного характера, но и другие разнообразные человеческие качества. Нельзя сказать, что соответственно главной черте личности Шекспир наделяет ее только положительными или отрицательными качествами. Самый возвышенный герой у Шекспира обладает чертами, делающими его обыкновенным человеком, подверженным слабостям и способным совершать ошибки, тогда как злодеи, в свою очередь, не лишены свойств, позволяющих убедиться в том, что, несмотря на крайнюю бесчеловечность поступков, они все же не фантастические исчадия ада, а принадлежат к человеческому роду.

В изображении злодеев у Шекспира имеется одна особенность, подмеченная новейшей критикой. Она заключается в том, что Шекспировские злодеи сознают безнравственность совершаемых ими действий. Они исповедуются перед зрителями в монологах, открыто признавая, что преследуют дурные цели. Это подало повод упрекать Шекспира не только в нарушении правдоподобия, но и в нарушении элементарных законов психологии. Люди, творящие зло, якобы не сознают нравственного значения своих поступков. На самом деле будто бы они имеют для себя пусть ложные, но тем не менее по видимости вполне моральные оправдания.

Однако это неверно даже с психологической точки зрения. Наряду с нарушителями нравственных законов, не сознающими своей вины или оправдывающих ее ложными софизмами, есть и достаточное количество таких, которые сознают несовместимость своих поступков с принципами морали. Злодеи Шекспира принадлежат именно ко второму типу, они знают, что творят зло, и поступают так преднамеренно, находя даже удовольствие в том, чтобы причинять страдания. Вместе с тем, они сознают, что это есть нарушение нравственного миропорядка. Таким образом, хотя субъективно они отрицают мораль, объективно она существует даже в сознании самых отъявленных преступников против человечности, каких изображает Шекспир.

Было выдвинуто мнение, что откровенность, с какой Шекспировские злодеи признаются в аморальности своих намерений и поступков, якобы объясняется тем, что драматург продолжал пользоваться наивным приемом средневековой драмы, в которой персонажи, воплощавшие различные пороки, осведомляли об этом публику самым простейшим образом^*.

^* (L. L. S chucking, Die Charakterprobleme bei Shakespeare, Leipzig, 1919, S. 31 ff.)

На первый взгляд, сходство здесь действительно есть. Однако у Шекспира этот прием, как и другие традиции народной драмы, обрел совершенно новый смысл. Речи средневековых злодеев и порочных персонажей содержали прямое осуждение их дурных качеств. Злодеям Шекспировских драм, как сказано, доставляет удовольствие творить зло. Здесь Шекспир сталкивает нас с социально-психологической проблемой, не утратившей значения и в наше время. Сущность ее сводится к дилемме: является ли нарушение законов человечности только следствием общественных условий, извращающих характер и сознание, или оно коренится в психо-физиологических основах, так сказать, в природе человека.

Ответ Шекспира на этот вопрос является двойственным. С одной стороны, его злодеи таковы по своей натуре. Они как бы рождаются таковыми. Но, с другой, все они, как правило, обделены жизнью и в погоне за жизненными благами отбрасывают моральную щепетильность, отказываются следовать законам нравственности.

Освобождение личности от феодальных оков привело в эпоху Возрождения к весьма противоречивым последствиям. Это время породило не только замечательных мыслителей и художников, но и многочисленных авантюристов, встречавшихся чуть ли не во всех сферах деятельности. По-своему они тоже были незаурядны. Их энергия была направлена на борьбу за власть и богатство. Всюду в жизни можно было наблюдать, как развитие личности сопровождалось разгулом хищнического индивидуализма. Особая ренессансная форма этого хищничества заключалась в том, что конквистадоры и купцы-авантюристы ценили не только практическую сторону богатства, но и его эстетические качества. Они хотели сделать свою жизнь красивой, окружали себя художниками и поэтами, жили в пышности и роскоши.

Живописцы и скульпторы эпохи Возрождения не льстили кондотьерам и тиранам, когда, создавая их портреты и статуи, они наделяли их своеобразной красотой и мощью. У Шекспира их образы тоже окружены поэтическим ореолом. Поэтому совершенно ложным является такое сценическое воплощение Шекспировских злодеев, которое лишает их малейших черт привлекательности. Такая трактовка противоречит истории, Шекспировскому поэтическому реализму и несет на себе печать того морализаторства, которое было чуждо Шекспиру.

Шекспир признает человечность всякого человека: короля и плебея, дворянина и буржуа, протестанта и католика, христианина и еврея, белого и темнокожего. Он не отдает нравственного предпочтения мужчине или женщине, признавая их равенство, как и вообще равенство всех людей. У Шекспира и чернейшим душам доступны естественные человеческие чувства, правда искажаемые нравственными пороками, присущими данной личности. Так, радость мавра Аарона по поводу рождения его ребенка сочетается с жестокостью ("Тит Андроник"), а нежные воспоминания Шейлока о покойной жене включают и память о стоимости бриллианта, подаренного ей к свадьбе.

Злодеям и врожденно порочным людям у Шекспира доступно понимание красоты того, чем они хотят обладать, но красивые душевные движения им не свойственны. Они мыслят прозаически трезво, расчетливо, меркантильно, как Клавдий, который торгуется с богом по поводу своей греховности, как Яго, который нечувствителен к красоте Дездемоны.

Но мощь характера придает им некоторого рода величие, а это делает их характерами, эстетически значительными.

К этому следует добавить еще и то, что злодеи Шекспира лишены извращенности. Им свойственно своего рода прямодушие. Наедине с собой они не хитрят. Как люди, они "нормальны", что особенно бросается в глаза при сравнениях с образами людей в литературе новейшего времени, наделенных крайне болезненной психологией.

Изображение зла поэтому не принимает в произведениях Шекспира антиэстетической формы, Шекспир исключает патологические мотивы в поведении своих персонажей. Изображая безумие, Шекспир сохраняет эстетические свойства образа; Офелия, Лир, леди Макбет остаются верны своему характеру даже и в состоянии умопомрачения.

Особенно значителен Шекспир как создатель образов, воплощающих лучшие человеческие качества. Он избегает при этом ходульности, резонерства и той степени идеализации, которая превращает характеры в добродетельные манекены. Он не исключает ошибок, заблуждений и проявлений слабости в поведении таких героев. Главное же заключается в том, что он ставит их в драматические положения, и не их слова о себе, даже не положительная оценка со стороны окружающих, а мотивы поведения и сами поступки обнаруживают глубочайшее внутреннее благородство их натуры.

Сочетание морали и красоты в произведениях Шекспира сложно. Нравственно плохое не непременно безобразно в них, и, наоборот, прекрасное не обязательно в полной мере морально, хотя мы встречаем у него и более простые соответствия. Мимо красивого Шекспир никогда не проходил равнодушно. Оно всегда возбуждало его творческий интерес. Правда жизни, к которой он стремился, не исключала красоты; без прекрасного для него не было истины.