Поэтический взгляд на мир

Известно, что драмы Шекспира написаны в большей своей части стихами. Прозаическая речь занимает в них сравнительно мало места. Только две пьесы составляют в этом отношении исключение - "Как вам это понравится" и "Виндзорские насмешницы", где почти весь текст прозаический.

Шекспир не только драматург, но и поэт. Однако поэтом он является не потому, что писал свои драмы стихами.

Для драм Шекспира стихотворная речь органична, ибо все творчество Шекспира имеет в своей основе поэтический взгляд на мир. Очевиднее всего это в пьесах, которые имеют сказочный характер и богаты фантастикой: "Сон в летнюю ночь", "Зимняя сказка", "Цимбелин", "Буря".

Но сказочный элемент присутствует и во многих других пьесах. Шекспир охотно пользовался легендарными сюжетами, его привлекали истории, полные необычных приключений. Романтика определяет дух почти всех его комедий. В серьезных драмах и трагедиях также много такого, что несет на себе печать поэтических легенд, и в некоторых из них имеются элементы фантастики.

Все это, однако, только внешние признаки. Поэтичность составляет сердцевину мировосприятия Шекспира. В чем же заключается его сущность? В широком, всеобъемлющем взгляде на мир, в чувстве глубочайшего единства всех сторон жизни, в органичной слитности человека, природы и общества.

Шекспир окружает ореолом поэтичности самые повседневные явления жизни. Попав в орбиту его поэтического мышления, они приобретают особую значительность и включаются в вечный круговорот, в котором пребывает все живое. И так как связь вещей сложна и не сразу улавливается мыслью, то на всем оказывается налет некой таинственности. Поэтическое видение мира, присущее Шекспиру, постоянно открывает в жизни чудесное. Самое обычное может вдруг оказаться в мире поэзии, но при этом всегда остается ощущение того, что реальное сохраняет всю свою житейскую конкретность даже тогда, когда попадает в мир поэтического вымысла. Как это выглядит у Шекспира, легко понять, слушая знаменитый рассказ Меркуцио о царице Маб, управляющей миром сновидений:

 Она родоприемница у фей,
 А по размерам - с камушек агата
 В кольце у мэра. По ночам она
 На шестерне пылинок цугом ездит
 Вдоль по носам у нас, пока мы спим. 
 В колесах спицы - из паучьих лапок,
 Каретный верх - из крыльев саранчи,
 Ремни гужей - из ниток паутины,
 И хомуты из капелек росы...
 ...Она пересекает по ночам
 Мозг любящих, которым снится нежность,
 Горбы вельмож, которым снится двор,
 Усы судей, которым снятся взятки,
 И губы дев, которым снится страсть...
 ...Подкатит к переносице сутяги,
 И он почует тяжбы аромат.
 Щетинкой под ноздрею пощекочет
 У пастора, и тот увидит сон
 О прибыльности нового прихода.
 С разбегу ринется за воротник
 Солдату, и ему приснятся
 Побоища, испанские ножи,
 И чары в два ведра, и барабаны... 

("Ромео и Джульетта", I, 4. Перевод Б. Пастернака)

Меркуцио чувствует и думает, как поэт. Пусть речь его окрашена иронией, но видение мира у него поэтическое. Шекспир придает своим персонажам "одухотворенность и фантазию, превращает их самих в свободных художников, - справедливо замечает Гегель.- Способ выражения его трагических характеров отличается теми же чертами; их речь индивидуальна, реальна, непосредственно жизненна, в высшей степени разнообразна, и все же там, где это кажется необходимым, возвышенна и отличается исключительной силой выражения, задушевностью и изобретательностью мгновенно возникающих образов-сравнений, преисполнена красноречия, не школьного, а красноречия действительного чувства и выдержанного характера..."^*

^* (Гегель, Соч., т. XIV, стр. 390.)

У Шекспира поэтичность выражений присуща не только хорошим людям. Братоубийца Клавдий тоже умеет поэтически мыслить, но в наибольшей степени это проявляется у Макбета, который все свои ужасные дела и переживания обращает в перлы прекраснейшей поэзии.

В пьесах Шекспира немало неправдоподобного. У него встречаются духи и призраки. Как верно заметил Лессинг, "вся древность верила в привидения. Поэтому драматические поэты древности имели право пользоваться этой верой; если у кого-нибудь из них являются пришельцы с того света, то не следует вооружаться против этого на основе наших более просвещенных взглядов"^*. Шекспир "мыслил в духе поэзии"^**, и поэтому "при появлении его привидения в "Гамлете" волосы встают дыбом на голове, все равно, прикрывают ли они мозг, верующий в духов или неверующий"^***.

^* (Г. Э. Лессинг, Гамбургская драматургия, М.- Л. 1936, стр. 45.)

^** (Там же, стр. 48.)

^*** ( Там же, стр. 47.)

В искусстве античности, как известно, боги и другие мифические существа оказывали роковое влияние на человеческие судьбы. В пьесах Шекспира фантастические существа уже не определяют судьбу людей, а лишь сопутствуют реальным событиям, придавая особый оттенок всему происходящему, намекая на неизведанные тайны жизни. Все это не только усугубляет поэтический колорит драм и комедий Шекспира, но и является одной из сторон мироощущения Шекспира. Мир для него полон чудес, и его поэтическое воображение воплощает это в причудливых фантастических образах, прямо взятых из фольклора, или близких ему, чем подтверждается и связь искусства Шекспира с традициями народного творчества.

Поэтичной является и вся концепция драматического действия у Шекспира. Часто разбирая фабулу его пьес, критика, исходя из принципов рационалистического анализа, находила необъяснимой завязку, неоправданными повороты действия, неподготовленной развязку.

Рассуждая строго рационалистически, эти упреки справедливы. Но такая строгость в данном случае менее всего уместна, ибо некоторые законы драматургии Шекспира могут быть понятны не с позиций рационализма, а с позиций историзма.

Сюжетосложение драм Шекспира подчинялось законам поэтического мышления, характерного для народного сознания на ранних ступенях его развития, когда еще были живы поэтические легенды, складывавшиеся веками.

В народной памяти событие сохранялось во всей его целостности со всей массой необъяснимых случайностей, которые и делали его интересным. Древнее поэтическое сознание отдавало предпочтение необычному, не удивляясь невероятности событий, а лишь радуясь или пугаясь необыкновенному стечению обстоятельств. Оно не

Задавало коварных вопросов: как и почему? Чем более факт поражал воображение, тем лучше это было для поэзии и искусства.

Этот закон сохраняет свою силу для драм Шекспира, тем более что сюжеты их часто построены на фабулах древнего поэтического происхождения. Мы нередко задаемся вопросами, мысль о которых даже не возникала у зрителей театра Шекспира, а иногда даже у него самого. Почему медлит Гамлет с осуществлением мести? На эту тему в критике написаны горы исследований, в тысячи раз превышающих объемом самое трагедию. Но зрителям Шекспировского театра этот вопрос и не приходил в голову. Они знали, что "Гамлет" - трагическая история мести. Подобно тому как современный читатель детективного романа заранее знает, что преступление будет раскрыто и преступник будет пойман, так публика Шекспира с самого начала не сомневалась, что Гамлет найдет убийцу и накажет его. Это было законом жанра^*, и такие законы являются столь же древними, как художественное творчество. Интерес же заключался в том, чтобы увидеть, как это произойдет.

^* (G. B. Harrison, Shakespeare's Tragedies, London, 1951, p. 89-92.)

Первые зрители "Короля Лира" не ломали головы над вопросом, почему старый король вдруг вздумал разделить свои владения между дочерьми. То была сказка, старая как мир, во всяком случае, древняя, как сама Англия, ибо возникла она на заре истории народа. Зрителям было любопытно следить за последствиями этого поступка короля, который был само собой разумеющимся, да им и некогда было раздумывать над завязкой, потому что уже через несколько минут после начала спектакля внимание их было захвачено трагическим развитием событий.

Другие сюжеты имели заранее предопределенный счастливый конец, и совсем не важно было, насколько логика действия или характеров оправдывала его. Драматургу, как и рассказчику, прощали несуразности, исходя из поговорки, взятой Шекспиром для названия одной из его комедий. В дословном переводе эта поговорка гласит: "Все хорошо, что кончается хорошо" (мы переводим это название "Конец - делу венец").

То, что Шекспир еще во многом принадлежит эпохе древнего поэтического сознания, нисколько не делает его архаичным. Поэтический вымысел, красивая фантазия привлекательны и для зрелых умов. Они даже более способны оценить их тонкую прелесть, как это бывает с хорошими сказками: детей увлекают занятные происшествия, тогда как взрослые, понимая, что это выдумка, радуются красоте наивного рассказа, в котором истина жизни предстает во всей ясности и красочности, свойственной образному и поэтическому сознанию народа в древние времена.