Поэтическое и драматическое слово

Поэтическую традицию народного мышления Шекспир обогатил достижениями новой, более сложной художественной культуры. Многими нитями его творчество связано с ученой поэзией. У него находят отголоски античного эпоса и лирики, Гомера, Вергилия и Овидия, влияние средневекового рыцарского романа и поэзии труверов, крепкие нити связывают его творчество с гуманистической поэзией эпохи Возрождения.

Книжная литература обогатила Шекспира широким кругозором, способностью анализа, тонким чувством слова, умением обдуманно строить речь, арсеналом средств риторики, новыми гибкими формами стиха, указала ему путь к виртуозному мастерству поэтического языка.

Шекспир-поэт бесконечно разнообразен. В его драмах уживаются рядом озорная, насмешливая народная песенка, драматическая баллада, раздумчивая, грустная народная лирика, напевы поэзии трубадуров, философская лирика, риторическая, дидактическая, описательная поэзия, стихотворные диспуты и лирические дуэты, могучий эпический размах.

В раннюю пору творчества поэтическое и драматическое начала еще не были органично слиты у Шекспира. Шекспир-поэт увлекался звучанием слова, красотой речи и не всегда заботился в молодости о полном соответствии их драматическому действию.

Зрелый Шекспир слил поэзию и действие так, что его поэзия стала драматичной, а драматизм поэтическим. Он научился пользоваться каждым из этих средств в зависимости от того, какое из них в данный момент давало наибольший эффект^*.

^* (Richard David, The Janus of Poets, Cambridge, 1935.)

Язык поэзии Шекспира стал драматичным в том смысле, что ритм речи подчинился ритму действия, характеру эмоций персонажей. В монологе Отелло перед сенатом чувствуется ровный пульс, спокойное дыхание героя. Бурные эмоции, пережитые им потом, слышатся в прерывистых ритмах его речей. Подобно удару звучат его последние слова: "Вот так", - когда он кинжалом перерезает себе горло. Вслушиваясь в речи Гамлета, мы замечаем обилие вопросительных интонаций: "А что для меня эта квинтэссенция праха?", "Что ему Гекуба? Что он Гекубе, чтоб о ней рыдать?", "Или я трус?", "Быть или не быть?", "Вы добродетельны?", "К чему тебе плодить грешников?", "Что за бес запутал вас, играя с вами в жмурки?", "Что человек, когда он занят только сном и едой?", "Где теперь твои шутки? Твои дурачества? Твои песни?", "Как ты думаешь, у Александра был вот такой же вид в земле? И он так же пахнул?", "Не правое ли дело воздать ему вот этою рукой?", "Раз ни один человек не знает, с чем он расстается, то не все ли равно - расстаться рано?"^*

^* ( Harry Levin, The Question of "Hamlet", New York, 1959, p. 117-43.)

Громоподобные речи Лира, старающегося перекричать бурю, передают грозы, бушующие в душе старого короля.

Поэзию Шекспировских драм создает и образность речи. Их много, этих образов, они переполняют речи героев, яркие, причудливые, необычные, неожиданные, но всегда предельно выразительные. Их роль отнюдь не является только служебной, они не просто украшение, а один из тех элементов, который определяет особое звучание каждой драмы, образуя ее словесно-образный лейтмотив.

Это та сторона творчества Шекспира, которая менее других доходит до тех, кто знакомится с Шекспиром в переводе на другой язык. Известно, какую роль играет в поэзии то единственное, точно найденное слово, в котором значительно все - и различные смысловые оттенки, связанные с ним, и ритм, и музыкальное впечатление, производимое данным сочетанием гласных и согласных звуков. Перевод сохраняет смысл, утрачивая краски, и поэтому, если мудрость поэта доступна на всех языках, звучание его стиха трудно воспроизвести. Как в пушкинском стихе есть непереводимые созвучия и интонации ("Шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой", "Тяжело-звонкое скаканье по потрясенной мостовой"), так многое в поэзии Шекспира свое полное поэтическое значение обретает для того, кто в состоянии постичь всю прелесть их звучанья. Об этой общеизвестной истине приходится напомнить - и не для того, чтобы обескуражить читателя, который лишен такой возможности, а для того, чтобы еще раз подчеркнуть особенность поэзии как формы речи, богатой не только смыслом, но ритмом и звучанием. Хорошие переводы до некоторой степени воспроизводят и особенности формы подлинника, хотя на точность повторения эффектов оригинала они не могут претендовать.

Внимательное изучение поэзии Шекспировских драм обнаружило наличие в каждой из них группы слов-образов, связанных между собой, которые служат поэтическим средством выражения идейного содержания и незаметно для нас создают эмоциональный эффект, определяющий наше восприятие произведения в целом.

В "Ромео и Джульетте" - любовь героев, "подобная молнии", изобилует образами света - сияние звезд, пламя факелов, блеск алмазов, и все это на фоне мрака ночи. В "Макбете", наоборот, черное, темное, зловещее преобладает над светлым, Макбет не в состоянии убить "под ласковым взглядом доброго утра", а его жена страшится "густой темноты". В "Антонии и Клеопатре" не только поле действия обширно, как мир, но и образы напоминают о просторах неба, моря, всей земли. В "Короле Лире" много образов, связанных с телесными мучениями: удар, потрясение, тело, терзаемое чудовищами, волками, медведями, пытка дыбой и на огненном колесе.

Поэзия пьес не ограничивается одной только группой смежных образов. С каждой темой связаны свои поэтические ассоциации. Изучение их открывают глубочайшую продуманность и обусловленность деталей, характерную для всех великих творений поэзии.

Уже это показывает, что некоторая наивность формы у Шекспира не покрывает все особенности его творчества. В чем-то простое и временами даже примитивное, оно вместе с тем сложно и глубоко. Наряду с такими сторонами, которые легко доступны, есть в произведениях Шекспира многое, что для своего раскрытия требует знаний, скрупулезных наблюдений и размышлений.

Такова природа всех великих произведений искусства, удовлетворяющих разные уровни понимания, но при этом чем полнее понимание, тем более глубоким является и эстетическое наслаждение, доставляемое произведением.