"Укрощение строптивой"

Представление комедии с таким названием впервые отмечено в дневнике Хенсло 13 июня 159*4 года. Э. К. Чемберс датирует пьесу 1593-1594 годами. По мнению некоторых других исследователей, комедия была написана раньше - около 1592 года.

Текст впервые напечатан в фолио 1623 года. Он, по-видимому, неполон: утерян эпилог истории медника Слая.

Сохранилась анонимная пьеса "Укрощение одной строптивой" ("The Taming of a Shrew", тогда как комедия Шекспира называется "The Taming of the Shrew"), напечатанная в 1594 году. Относительно этих двух комедий существуют гипотезы: 1) анонимная комедия послужила источником для пьесы Шекспира (мнение, которого придерживались все Шекспироведы XIX века, поддержанное в наше время Э. К. Чемберсом), 2) анонимная комедия - чья-то переделка пьесы Шекспира (У. У. Грег), 3) "Укрощение одной строптивой" - плохое ("пиратское") кварто комедии Шекспира (П. Александер, Дж. Довер Уилсон). Среди новейших исследователей все больше сторонников приобретает мнение, что "Укрощение строптивой" предшествовало анонимной пьесе.

Если первая комедия Шекспира была комедией положений, то "Укрощение строптивой" - комедия характеров. Как и "Комедия ошибок", "Укрощение строптивой" тесно связана с традицией фарса, и даже в еще большей степени, чем первая комедия Шекспира. Но фарсовую традицию Шекспир с самого начала стремится слить с более высокими формами драмы. Если в первой комедии он обратился к античному образцу, то в "Укрощении строптивой" Шекспир обращается к другому источнику - к итальянской гуманистической драме (один из источников сюжета - "Подмененные" Ариосто в английской переделке Гаскойна).

Шекспир впервые вступает на почву Италии, этой обетованной земли гуманизма. Но в "Укрощении строптивой" все итальянское очень органически сливается с типично английским, и если герои носят итальянские имена, то от этого, как типы и характеры, они не становятся менее английскими, что в особенности относится к главным героям комедии, Петруччо и Катарине.

Фабула комедии состоит из трех линий действия. Первую составляет комическая история пьяного медника Слая. Возвращающийся с охоты знатный лорд велит перенести пьяного мастерового в свой замок. Когда он пробуждается, то все обращаются с ним как со знатным вельможей, и для его увеселения устраивается представление комедии.

Великолепно начавшаяся история медника Слая затем, однако, обрывается. Дальше в тексте Слай упоминается еще только один раз (в конце первой сцены первого акта), где он высказывает желание, чтобы представление скорей кончилось. После этого в тексте ни Слай, ни лорд, ни его слуги больше не упоминаются.

Трудно предположить, чтобы Шекспир, задумав такое обрамление для своей комедии, затем забыл о нем.

Решить этот вопрос помогает современная Шекспиру комедия неизвестного автора "Укрощение одной строптивой". При этом для нас безразлично, была ли она источником, использованным Шекспиром, или наоборот, "Укрощение одной строптивой" было переделкой Шекспировской комедии. Вторая комедия, так же как и комедия Шекспира, имеет пролог, но на этом история Слая там не прерывается. От времени до времени, смотря комедию об укрощении строптивой, Слай подает реплики. Так как во время спектакля он все время попивает вино, то к концу пьянеет и засыпает. Тогда лорд приказывает унести его, переодеть в простое платье, в каком его подобрали, и снова положить у дверей кабака, где его нашли мертвецки пьяным. Разбуженный кабатчиком, Слай начинает хвастать, что ему приснился такой сон, какого кабатчику никогда не удастся увидеть, но тот прерывает его замечанием, что Слай получит нахлобучку от жены за то, что не ночевал дома. На это Слай отвечает:

 Не выйдет! Знаю я, как укрощать
 Строптивых жен. Всю ночь мне это снилось. 

Эпилог "Укрощения одной строптивой" заставляет думать, что у Шекспира тоже имела место подобная заключительная сцена, которая, однако, не дошла до нас.

Пролог отнюд" не является только внешней рамкой основного действия комедии. Он связан с нею органически. В английской драме эпохи Возрождения, начиная с "Испанской трагедии" Томаса Кида, часто применялся прием "сцены на сцене". Театральные и драматические возможности этого приема были очень быстро оценены драматургами, охотно пользовавшимися им. У Шекспира мы не раз встречаем "сцену на сцене" ("Бесплодные усилия любви", "Сон в летнюю ночь", "Гамлет"). Однако он по-разному применял этот прием. В одном случае "сцена на сцене" всего лишь эпизод в развитии основного сюжета; главное действие сохраняет всю свою жизненную значительность, тогда как на эпизоде "сцены на сцене" лежит печать театральности.

В "Укрощении строптивой" перед нами несколько иное использование "сцены на сцене". Здесь основное действие пьесы представляет собою как бы спектакль. Поэтому вся история укрощения строптивой приобретает явно театральный налет. Это придает несколько иронический оттенок всей истории Петруччо и Катарины, что имеет немаловажное значение для трактовки основного содержания комедии.

Женская строптивость была одна из самых популярных тем средневековой комической литературы. Эта традиция как и средневековые предрассудки в отношении женщин вообще - еще были достаточно живучи в эпоху Возрождения. Мы должны сразу же сказать, что, как и в "Комедии ошибок", Шекспир в "Укрощении строптивой", на первый взгляд, не отвергает прямо эти взгляды.

В конце пьесы Катарина произносит пространный монолог против женской строптивости и, совсем как Люциана в "Комедии ошибок", утверждает, что жена должна быть покорной рабой мужа:

 Твой муж - твой господин; он твой хранитель,
 Он жизнь твоя, твоя глава, твой царь;
 Он о твоем печется содержанье.
 Он переносит тягости труда на суше, в море, в бурю, непогоду -
 А ты в тепле, в покое, безопасна -
 И никакой не требует он дани,
 А лишь любви, покорности и ласки -
 Ничтожной платы за его труды!
 Как подданный перед своим монархом,
 Так и жена должна быть перед мужем;
 Но если же упряма, своенравна,
 Сурова, зла и непокорна мужу,
 Тогда она - преступный возмутитель,
 Изменница пред любящим владыкой. 

(V, 2. Перевод А. Н. Островского)

Катарина далее пространно разъясняет, что долг женщин - "услуживать, любить, повиноваться".

Именно потому, что комедия Шекспира многими воспринималась как поддержка традиционного отношения к женщине, "Укрощение строптивой" вызвало полемический ответ со стороны Джона Флетчера, написавшего комедию "Укрощение укротителя". В ней изображена дальнейшая судьба Петруччо. После смерти Катарины он женится вторично, но на этот раз сам становится объектом укрощения со стороны своей второй супруги. В комедии Флетчера средневековый взгляд на женщину как покорную рабу мужчины решительно отвергается.

Флетчер создавал свое произведение, по крайней мере, десять лет спустя после "Укрощения строптивой", когда гуманистическая идеология полностью утвердилась в драме^*. Флетчер, полемизировавший с ранней комедией Шекспира, делал это с позиций, которые сам же Шекспир утвердил в драме еще до того, как начал писать автор "Укрощение укротителя".

^* (Датировка комедии Флетчера варьируется от 1604 до 1617 года.)

Итак, если понимать текст буквально, то "Укрощение строптивой" как будто находится еще в пределах средневековых понятий. Но ведь перед нами не трактат, идея которого сформулирована в тезисах, поддающихся цитированию. Перед нами драматическое произведение сложного состава. Образы и ситуации комедии отнюдь не являются средневековыми по своему духу. Поэтому представляется верным мнение А. Смирнова, что "показной тезис комедии, заключенный в самом его заглавии", Шекспир "своей трактовкой центрального образа взрывал... изнутри. И эта внутренняя, замаскированная мысль Шекспира ценнее и показательнее всяких внешних, разжеванных деклараций"^*.

^* (А. Смирнов, Творчество Шекспира, 1934, стр. 75.)

Исследователь имеет в виду образ Катарины. Но и образ Петруччо, правильно понятый, также взрывает официальную мораль пьесы. Посмотрим, как же это происходит.

Петруччо - человек, овеянный авантюрным духом эпохи Возрождения. В Падую его занес тот ветер,

 что гонит молодежь
 Искать удачи на чужбине дальней,
 Где опыт накопляется.

(I, 2)

Он, видимо, бывал и в морских путешествиях, недаром он говорит, что не побоится Катарины, -

 Хотя б она сильнее бушевала,
 Чем бурной Адриатики валы.

(I, 2)

Поначалу Петруччо как будто выглядит корыстолюбивым. "Я пустился в этот лабиринт, чтобы, женившись, приумножить блага", "Богатство - вот мой свадебный припев", - говорит он Гортензио. Когда Гортензио пугает его, что Катарина "злонравна нестерпимо", Петруччо обрывает его восклицанием: "Молчи! Ты силы золота не знаешь". Он не сентиментальный влюбленный, а человек практической сметки, уже понабравшийся жизненного опыта в своих странствованиях. Ему чужда изнеженная галантность светских кавалеров. Он знает, что ему пришла пора жениться, но не связывает с этим никаких романтических представлений о любви и ухаживании. Жена должна быть молода, красива и богата. Вот все, чего он требует. Когда его предупреждают о том, что Катарина строптива, он не пугается. Наоборот, ему с его жаждой активности даже нравится задача укротить строптивую, с которой никто не мог сладить. В нем так кипит энергия и он всегда так рад испробовать свои силы, что эта задача даже увлекает его. Завоеватель по натуре, он видит для себя особую привлекательность в том, чтобы покорить неукротимую.

Катарина с первого же появления перед нами оправдывает свое прозвище злой и строптивой девицы. Она резка и груба при встрече с женихами, осаждающими дом ее отца (I, 1). Мы видим затем, как она бьет свою сестру Бьянку (II, 1). Потом, когда Гортензио, переодетый учителем музыки, отправляется дать ей урок, он быстро выскакивает: Катарина так хватила его лютней, что его голова прошла сквозь инструмент. На вопрос отца девицы, может ли из нее выйти хорошая музыкантша, Гортензио отвечает:

 Она похожа больше на солдата:
 Ей надобно не лютню, а булат.

(II, 1)

Наконец, при первой же встрече с Петруччо, она награждает его затрещиной.

Как будто все ясно. Перед нами злая и неукротимая девушка, вполне опрадывающая дурное мнение, которое сложилось о ней. Но строптивость Катарины Шекспиром мотивирована совсем не в духе традиции.

Желая выдать Катарину замуж, отец совершенно не считается с ее чувствами, и его нисколько не заботит, нашла ли она мужа по сердцу. А она его и не могла найти среди женихов, бывавших в этом доме.

Она обладает высоко развитым чувством личного достоинства. Осознавая свое превосходство над другими, - а она видит, как все робеют перед ней и не смеют перечить, - она вместе с тем сознает, что зависит от воли отца, а выйдя замуж, должна впасть в зависимость от мужа. Ее строптивость не что иное, как своеобразный протест против того, что хотя ее боятся, но как с личностью с ней не считаются.

И вот происходит встреча с Петруччо. Катарина знает, что ее ждет очередной жених, предлагаемый ей отцом, и она заранее уверена, что этот человек будет таким же ничтожеством, как остальные женихи, которых отец с трудом залучал в дом.

Петруччо сразу же опрокидывает все предположения Катарины. Неожиданно для Катарины он принимает по отношению к ней фамильярный и насмешливо-покровительственный тон. В нем нет ничего от галантного поклонника. Он дает ей почувствовать свое превосходство над всеми. На ее грубости он отвечает веселой усмешкой. И Катарина сразу же убеждается в том, что столкнулась с человеком, не уступающим ей в силе воли. Хотя она продолжает говорить ему резкости, она все более ощущает, что Петруччо как будто и не замечает их. Он заявляет, что находит Катарину ласковой и любезной, и если до этого мы видели, как Катарина всех выводила из себя, то теперь мы видим, как Петруччо выводит из себя ее. Она горячится, и чем больше в ней горячности, тем заметнее становится, что она внутренне все более уступает воле Петруччо. Она уже не возражает против того, что Петруччо договаривается с ее отцом о брачной церемонии.

Но воля Катарины еще не сломлена. Она внутренне готова к дальнейшей борьбе, для которой у нее есть только одно средство - резкость и грубость.

В отличие от нее Петруччо гораздо более вооружен для затеянной им борьбы. Он готовит для Катарины новый сюрприз.

Катарина уже готова к венцу, собрались гости, и должна начаться торжественная церемония. Петруччо не только не является вовремя, но, опоздав, поражает еще всех своим необычайным нарядом.

Затем он в пародийном духе разыгрывает рыцаря, защищающего свою возлюбленную от несуществующей опасности, потом испытывает физическую выносливость Катарины: заставляет ее в непогоду скакать всю ночь верхом, привозит в дом, где она не может отогреться, умыться, поужинать, и отправляет ее голодную спать. Точно так же он устраивает веселый розыгрыш с портным, заявляя, что ни шляпа, ни платье, сделанные им для Катарины, никуда не годятся. Его капризам нет конца, и Катарина уже не знает, откуда ей ждать опасности. Он не дает ей есть, потому что блюдо плохо приготовлено, не позволяет принять наряды, потому что они недостойны ее, и если мы вдумаемся в поведение Петруччо, то увидим, что в ответ на строптивость Катарины он разыгрывает еще большую склонность к капризам, показывая, каким нелепым может быть поведение человека, когда он проявляет грубое своенравие.

Петруччо все время по-мужски грубо играет, и Катарина наконец начинает понимать это...

Так же стремительно, как Петруччо увез ее из родительского дома, он теперь увозит ее из своего дома обратно в Падую. По дороге в ясный день Петруччо бросает замечание о том, как ярко светит на небе луна. Катарина поправляет его: сейчас день, а не ночь, и светит не луна, а солнце. Петруччо настаивает на своем, и, если Катарина не согласится с ним, он прикажет поворотить коней обратно к его загородному дому, о котором у Катарины отнюдь не осталось приятных воспоминаний. Тогда она уступает. Но напрасно думает она, будто Петруччо унялся. На дороге появляется почтенный старец. Это Винченцио, который идет в Падую, чтобы повидаться со своим сыном Люченцио. Петруччо обращается к нему, называя его "прелестной синьорой", и тут у Катарины раскрываются глаза на все.

Мы привели то раскрытие смысла Шекспировского укрощения, которое было найдено и великолепно воплощено на сцене режиссером А. Д. Поповым в постановке этой комедии в ЦТКА, и критик, описавший спектакль, дойдя до этого момента, пишет: "Катарина вдруг понимает, что все это розыгрыш: и старик, и солнце, и ночные приключения в замке, и все остальное... "Так, значит, все это игра, - как бы думает про себя Катарина, - ну что ж, я тоже не прочь поиграть, и у меня это получится не хуже, чем у вас". И Катарина, ничуть не смущаясь, говорит бородачу:

 Цветок весенний, нежный и прекрасный,
 Куда идешь, где дом твой? Что за счастье
 Иметь такого дивного ребенка... 

Говорит и лукаво поглядывает на Петруччо: этого ты хочешь, видишь, я ничуть не хуже тебя умею разыгрывать притворные роли; но к чему все это ребячество, ведь мы с тобой уже взрослые люди, разве ты не замечаешь, что я еду в Падую совсем не такой, какой оттуда уезжала?.. И Петруччо прекращает розыгрыш. Комическая игра кончена. Начинается серьезная любовь и дружба"^*.

^* (Г. Бояджиев, Поэзия театра, М. 1960, стр. 264.)

В этом тонком и глубоком раскрытии психологического смысла приемов укрощения, к которым прибегает Петруччо, есть только одна неточность. Петруччо еще не кончил приручение Катарины, он не оставит ее в покое до самого конца комедии, и, вероятно, Катарину всегда будут ждать сюрпризы от этого бесконечно изобретательного, веселого и неутомимого в проделках человека.

Вот они снова в Падуе. И Петруччо просит Катарину поцеловать его. "Как! Посреди улицы?" - восклицает она. Но Петруччо настаивает, грозя увезти ее обратно, и Катарина целует его. Она уже поняла, что перечить ему бесполезно.

И, наконец, финальная сцена комедии. После веселого пира мужья и жены разошлись по разным покоям, и между мужьями возникает спор о покорности их жен. Петруччо утверждает, что его жена - самая послушная, и в пари, которое мужья заключают между собой, он оказывается победителем. Более того, Катарина не только проявляет покорность, но и произносит ту речь о женском повиновении, которая приведена в самом начале нашего разбора. Да, она не будет перечить и добиваться своего грубостью, резкостью, упорством или силой. Но у женщины есть другая возможность, и Катарина говорит:

 ...Я увидела, что копья наши -
 Соломинки, что сила наша - слабость
 Безмерная... 

(V, 2)

Этому научил Катарину Петруччо. Она пыталась действовать грубо, по-мужски, а он отвечал ей еще большей грубостью. Теперь она решает: своего надо добиваться не силой, а умом.

История Бьянки и Люченцио - типичный образец комедийной романтики интриг и переодеваний. Именно эта линия сюжета заимствована из "Подмененных" Ариосто. Здесь все построено на хитрости и, если так можно выразиться, "честном плутовстве". Для того чтобы соединиться, Люченцио и Бьянка должны обмануть бдительность отца и других претендентов на руку красавицы. Эта интрига с обманом контрастирует с открытым поединком между Катариной и Петруччо.

Характеры персонажей этих двух линий действия также находятся в резком контрасте. Бьянка - лицемерная тихоня. Она не менее, чем Катарина, непокорна воле отца, который выбрал ей жениха не по сердцу. Но она не будет спорить, как Катарина. Однако покорность ее является чисто показной. На самом деле она добьется своего, действуя исподтишка. Точно так же ее возлюбленный Люченцио не наделен той мужественной прямотой, с какою действует Петруччо. Он идет на унизительное для него переодевание, так как отец Бьянки, человек старозаветных правил, сбывает своих дочерей замуж, как товар, тому, за кем больше денег. Люченцио вынужден прибегнуть к хитрости, так как в богатстве он не может состязаться с другими претендентами.

Таким образом, получается довольно парадоксальное положение, когда вторая линия действия, которая, на первый взгляд, кажется более романтической, в трактовке Шекспира приобрела несомненный прозаический и бытовой оттенок, тогда как линия Петруччо - Катарины, казалось бы, гораздо менее романтическая, свободна от показной внешней романтики и более привлекательна, - борьбой, столкновением двух сильных характеров. Именно этим ома превосходит, в общем довольно условную, комедийную истооию Бьянки и Люченцио.

Прелесть "Укрощения строптивой", - пишет 3. Венгерова, - "в стихийной веселости, в силе жизни этих двух самобытных, здоровых натур (Петруччо и Катарины.- А. А.). Пусть в угоду морали подчиненной окажется женщина, а победителем мужчина, все же в самом поединке сказывается большая внутренняя свобода. Оба, и Петруччо и Катарина, радуются своей силе и силе другого, готовы полюбить друг друга за силу сопротивления; Катарина подчиняется не насилию, а той полноте жизни, которую она видит в Петруччо, и ее веселит борьба, напрягающая все силы ее души. Их поединок разыгрывается на почве несомненной любви, и это все оправдывает"^*.

^* ( З. Венгерова. Предисловие к "Укрощению строптивой", в кн.: Шекспир, Соч., т. I, изд. Брокгауз-Ефрон, СПб. 1902, стр. 272.)

Первые две комедии Шекспира свидетельствуют о том, что в самый ранний период своего творчества Шекспир тяготел к классическим образцам "чистой" комедии, основанной на смешных и забавных положениях. Лирические мотивы занимают в них второстепенное место. По содержанию и идейной направленности они связаны с морально-бытовой проблематикой эпохи. Эти комедии еще не дают оснований говорить о том, что в них выразился гуманистический идеал. Но и традиционная мораль уже не является здесь для Шекспира безусловной.

Ранние комедии Шекспира характеризуются мажорной тональностью. Но комизм в основном является внешним, построенным на резких контрастах, недоразумениях, забавных неожиданностях и т. д. Хотя Шекспир еще вернется к этому типу комедии в "Виндзорских насмешницах", он, однако, будет вытеснен новым типом комедии, который создаст великий драматург.