"Троил и Крессида"
Издатель Роберте, связанный с труппой Шекспира, 7 февраля 1603 года зарегистрировал в Палате торговцев бумагой пьесу "Троил и Крессида", оговорив, что выпустит ее в свет, когда "будет иметь на это достаточные права". Вероятно, регистрация имела целью помешать появлению пиратского издания. Тем не менее в 1609 году таковое появилось. На титульном листе было обозначено, что пьеса исполнялась на сцене. Но тут же последовал второй выпуск этого кварто, и на титульном листе было снято указание на то, что пьеса игралась, а в предисловии, добавленном к этому изданию, подчеркивалось, что пьеса не исполнялась на сцене. Дата написания - 1601-1602 годы.
Источники фабулы: "Троил и Хризеида" Чосера (XIV в.), "Собрание историй о Трое" Кекстона (1475). Вероятно, знакомство Шекспира с "Илиадой" в переводах А. Холла (песни I-X, 1581) и Джорджа Чепмена (песни I, II, VII-XI, 1598).
Пьеса Шекспира, основанная на гомеровском сюжете, - произведение, на первый взгляд, по меньшей мере странное. Величественный эпос утратил под пером Шекспира свой героический характер. Классические герои оказались не только сниженными до обычного человеческого уровня, - хуже того - многие из них предстают в низменном виде как безрассудные, глупые и ничтожные существа.
Если пьеса производит такое впечатление на нас, то каково же должно было быть удивление, а может быть, и возмущение тех, кто знакомился с ней, имея за спиной весь багаж классического гуманитарного образования. Для них пьеса должна была выглядеть пародией на величественный гомеровский эпос. Но когда Шекспир тоже был признан классиком, критика, столкнувшаяся с противоречием друг другу двух величайших художественных авторитетов, стала искать примирения между ними и, конечно, нашла его.
Прежде всего было установлено, что хотя Шекспир мог знать "Илиаду", если не в оригинале, то хотя бы в неполных переводах его современников А. Холла и Дж. Чепмена, тем не менее его восприятие гомеровского эпоса не было непосредственным. Легенда о Троянской войне дошла к Шекспиру через средневековые переработки. А в средние века в романах на античные сюжеты греков героической эпохи представляли как феодальных рыцарей со всем их ритуалом, идеалами и нравами. От гомеровских героев у них остались, пожалуй, только имена.
Поэтому если Шекспир и пародировал, то не гомеровский эпос, а средневековые рыцарские романы. И в этом ключ к пониманию своеобразного произведения Шекспира. Это Шекспировский вариант "Дон Кихота".
Проблема идеальной морали, сочетавшей элементы рыцарской и гуманистической этики, занимала значительное место в литературе эпохи Возрождения. Неизбежно вставал вопрос о применимости этой морали в реальной жизни. Именно под этим углом зрения подошли к ней два величайших реалиста эпохи Возрождения - Сервантес и Шекспир. Сервантес в своем знаменитом романе показал несовместимость этих идеалов с действительностью. Первоначальный взгляд на произведение Сервантеса как простую пародию на рыцарство давно уже отвергнут критикой. Теперь всем понятно, что его великая книга представляет собой отнюдь не комедию, осмеивающую нелепого безумца, а трагикомедию. Смешны не идеалы Дон Кихота, а его наивные попытки жить согласно этим идеалам в мире, где утвердилась совершенно враждебная им нравственность. Вдумываясь в книгу Сервантеса, мы теперь понимаем, что безумен не столько Дон Кихот, сколько тот мир, в котором он выглядит безумцем.
"Троил и Крессида" Шекспира - произведение на ту же тему. Это тоже трагикомедия. Она изображает грандиозную войну, которую ведут два народа, ставя на карту самое свое существование. Из-за чего же они воюют?
Одной из ключевых сцен пьесы является спор в троянском лагере о том, следует ли продолжать эту изнурительную и бесплодную войну (II. 2). Осаждающие греки присылают в Трою предложение: пусть вернут Менелаю его жену, прекрасную Елену, и войне будет положен конец. Самый могучий и храбрый из троянских героев Гектор предлагает принять это предложение, ибо из-за этой женщины погибли многие, которых Елена, со всей ее красотой, не стоит. Ему резко возражает Троил: достоинство и честь такого короля, как Приам, нельзя взвесить на весах, где все мерится "обычными унциями".
Точно так же жрецу Гелену, поддерживающему Гектора, Троил возражает, что такие вопросы нельзя решать посредством рассудочных расчетов. Он без тени иронии утверждает:
Вреден нам рассудок В опасный час! И мужество и честь Имели б сердце заячье, когда бы Рассудку доверялись постоянно: От размышленья печень усыхает; С отвагою рассудок не в ладу.
Гектор настаивает на том, что Елена не стоит тех жертв, которые приносятся, чтобы сохранить ее, и тогда Троил ставит философский вопрос: в чем цена вещей? Разве не в том, во что их ценят? Иначе говоря, вещь важна не сама по себе, а по тому, насколько ее ценим мы. Гектор отвергает такое произвольное определение ценности. Цену вещи определяют ее достоинства и качества, равно как и наша оценка их. "Считать обряд выше бога - безумное идолопоклонство", - говорит он.
Тщетно грозит безумная пророчица Кассандра, вещая смерть героям и гибель народу, тщетно взывает к благоразумию мужественный и рассудительный Гектор, Гроил упорно стоит на своем, и его настойчивость отнюдь не является бездумной. Он враг фатальности: если нечто произошло так, а не иначе, это отнюдь не означает, что то, что произошло, оправдано. Реальное для него всегда менее значительно, чем идеальное. А здесь на карте стоит честь.
Троила, естественно, поддерживает обладатель прекрасной Елены, Парис. Когда Приам замечает, что ему достается "вся сладость меда, а остальным - лишь горечь желчи", Парис отвергает это, говоря, что борьба за Елену - дело чести не только его, но и всей Трои.
Честь повелевает Сражаться за нее: ведь знают все, Что в мире равной нет ее красе!
Гектор возражает братьям длинной речью, показывая, что их решение подсказано лишь пылкостью чувств, а не разумом, поэтому они неспособны различать добро и зло. Мир, общество строятся на законах и правах.
Природа требует от нас, Чтоб соблюдались право и законы Извечные. А чье же право крепче, Чем право брачных уз?.. Есть у народа каждого законы, Смиряющие бурные порывы Мятежных, необузданных страстей. Когда известно всем нам, что Елена Жена спартанскому царю, закон Природы и народов побуждает Ее вернуть.
В споре Гектора с братьями противопоставлены друг другу различные принципы. На одной стороне законы природы и государства, супружеское право, требования рассудка и справедливости, наконец, здравый смысл и забота о безопасности Трои. На другой - понятие о чести и бесконечное преклонение перед красотой и любовью*.
* (См. Charles Williams, "Troilus and Cressida" and "Hamlet", в кн. "Shakespeare Criticism 1919-1934", ed. by A. Bradby, London, 1936, p. 190-193.)
В чью пользу кончается спор? Победу одерживает Троил. Сам Гектор, исчерпав все доводы, неожиданно заявляет, что, оставаясь несогласным с братьями, он, однако, присоединится к ним. И Троил, как бы подводя итог спору, признает, что для него, как и для других, дело вовсе не в Елене.
Когда бы дело не касалось чести, А только нашей прихоти пустой, Не проливал бы я троянской крови, Елену защищая. Славный Гектор! Пойми, что в ней - и честь и слава наша, Она и поощренье славных дел, И всех врагов упорных посрамленье, Она и наша будущая гордость. Ведь сам ты, храбрый Гектор, никому Грядущей громкой славы не уступишь, Которая нас всех улыбкой манит, Зовя вперед, к победам.
Шекспировские троянцы - подлинные рыцари, в чем-то даже более классически рыцарственные, чем Хотспер (из 1-й части "Генриха IV"). Для них понятия любви и чести неразделимы, тогда как Хотспер был поборником одной лишь чести, оставаясь равнодушным к женской красоте (вспомним его обращение с женой).
С Шекспировскими троянцами заодно не кто иной, как сам принц Датский. Наблюдая проход войск Фортинбраса, идущих сражаться за клочок земли, где даже не хватит места схоронить тех, кто погибнет в этой войне, Гамлет не находит это безрассудным. Наоборот, он считает:
Истинно велик, Кто не встревожен малою причиной, Но вступит в спор из-за былинки, Когда задета честь.
Честь здесь - не феодальное понятие. Речь идет не о рыцарском чванстве, а о человеческом достоинстве, стоящем выше корыстных интересов, безопасности, всевозможных практических расчетов. Достоинство человека требует, чтобы ни в чем не преступались требования истины и справедливости, ни в великом, ни в малом. Практический рассудок скажет, что можно поступиться мелочью, но не уступить в главном. Гамлет сторонник максималистской морали, согласно которой нет ничего, что не было бы важно, когда речь идет о человеческом достоинстве. Не молчать! Не терпеть никакой несправедливости! Здесь мы и подходим к тому месту где стирается грань между благородством Гамлета и безрассудством Дон Кихота. Шекспировские троянцы и показывают наглядный пример этого. Для них Елена - воплощение красоты, и обладание ею - дело славы и чести всего царства.
Какова же эта героиня в пьесе Шекспира? О ее красоте говорят все, но в ней нет ничего божественного. Мы видим ее один раз, когда она проводит время с Парисом (III, 1). Кругом бушует война из-за нее, она же беспечно отдается развлечениям и просит Пандара спеть ей песенку. Конечно же, то должна быть песня о любви, ибо только ею и заняты все мысли Елены: "Пой о любви, - просит она Пандара, - об одной любви! Знаешь, о той, что погубит всех нас. О, Купидон! Купидон! Купидон!" Лишь мельком спрашивает она: "Кто был сегодня в битве?" Она привыкла к тому, что за нее льется кровь.
Елена упивается не только любовью, но и кровью, которая проливается из-за ее страсти. Если Гектор говорил о том, что Елена не стоит и десятой доли тех жизней, которые погублены из-за нее, то Диомед выражается более грубо: "капля каждая ее распутной крови куплена ценою прекрасной жизни грека" (IV, 1).
Когда Парис обращается к Диомеду с вопросом, кто, по справедливости, достоин обладать Еленой - он или Менелай, - Диомед со свойственным ему цинизмом отвечает:
Достойны оба. Он тем, что ищет вновь ее вернуть, Изменою ее пренебрегая, Ты - тем, что удержать ее стремишься, Не замечая, что она бесчестна, Ценой страданий и затрат несметных, Ценой потери доблестных друзей. Он рад, рогатый, выпить все подонки, Которые останутся в сосуде; Ты, сладострастник, на развратном ложе Готов зачать наследников своих! Вы, со своей распутницею вместе, Друг друга стоите, сказать по чести!
Но Диомеда превосходит в резкости Терсит, прямо говоря, что все это скопище дураков и развратников воюет из-за юбки (II, 3). И действительно, вся эта война оказывается горьким и грязным фарсом. И это не потому только, что так расценивают ее Диомед и Терсит, - мы сами видим, что это так. Судьба Троила тоже служит тому подтверждением.
Любовь Париса и Елены не занимает центрального места в фабуле пьесы. Она - фон, событие, послужившее поводом к войне троянцев и греков, но какова эта любовь, такова и война, да и вся атмосфера в обоих лагерях. Эта любовь основана на измене, она нарушила законную форму любви, и вместе с нею рухнуло все.
Одно из проявлений всеобщего крушения нравственных идеалов - история Троила и Крессиды. Он полюбил ее искренне и горячо. Но уже самое начало его любви замарано житейской грязью. Посредником между ним и Крессидой является пошлый сводник Пандар, который с удовольствием разжигает страсть Троила и Крессиды. Для него это занятная и привычная игра. Он отлично знает все ее приемы. Троил совсем не похож на Ромео, когда тот искал близости Джульетты. Он не сам находит путь к любимой, презирая опасность, а прибегает к услугам Пандара, и эта деталь знаменательна. Она сразу же сводит всю любовь героя к пошлой житейской прозе. Для современников Шекспира сводничество было уголовным преступлением, каравшимся наравне с проституцией. И то, что уже начало любви Троила так нечисто, определяет ее дальнейшее течение.
Крессида отнюдь не идеальная возлюбленная вроде Джульетты. Она просто влюбчивая, легкомысленная, переменчивая в чувствах женщина. Мы были бы неправы, заподозрив ее в том, что она с самого начала обманывает Троила. Нет, она и в самом деле увлечена им. Но она из тех женщин, которые любят так: с глаз долой, из сердца вон. В ту минуту, когда возлюбленный с ней, ей кажется, что она будет век ему верна.
В миг их первого признанья она произносит роковые слова: "...если я нарушу эту верность... пускай живет одно воспоминанье о моей измене" (III, 2).
Сколько горькой иронии в том, что Троил и Крессида клянутся не в любви, а в том, что не будут неверны. И уж совсем саркастическим штрихом является то, что любовный договор Троила и Крессиды скрепляет своими шутками Пандар.
После первого свидания Троил и Крессида прощаются почти так, как Ромео и Джульетта. Опять рассвет, опять жаворонок, разбудивший влюбленных, опять не в силах они расстаться... Но трагическому расставанию Ромео и Джульетты здесь противопоставлено пробуждение, сопровождаемое пошлыми шутками Пандара: "Ну как дела? Почем нынче девственность?" - говорит он при виде Крессиды (IV, 2). Пандар разрушает всю поэтичность любви Троила и Крессиды как для них, так и для нас. Перед нами не красивая, поэтически возвышенная любовь, а злая пародия на нее. Кажется, Шекспир сам одержим саркастическим настроением Диомеда или Терсита. Стоит ли воспевать святую красоту любви, если жизнь превращает ее в жалкую игру даже тогда, когда чувства искренни и глубоки, как у Троила? Жизнь смеется над любовью, маня человека призрачным идеалом, а затем отнимая ее у него. Так это происходит у Троила. Он покидает объятия Крессиды, и первое, что ему приходится услышать, - слова, марающие его возвышенное чувство. Но это пустяк по сравнению с тем, что его ждет дальше.
Троянцы и греки договорились выдать Крессиду, и она должна вернуться к своему отцу, находящемуся в лагере осаждающих Трою. Крессида встречает эту весть с отчаянием. Она готова презреть узы родства, лишь бы остаться с любимым. К удивлению Крессиды, Троил подтверждает, что она должна покинуть Трою. Когда мы слышим ее протесты, кажется, что она любит Троила больше, чем он ее. Он же согласился на это лишь из чувства чести и сознания долга перед родным городом, но с переходом Крессиды в другой лагерь, он не покинет ее. Он обещает рискуя жизнью пробираться к ней на свидания. Их прощание - дуэт, в котором каждый из них стремится превзойти другого в клятвах верности. Но клятвы Крессиды - только слова, а клятвы Троила полны вещего предчувствия. Он просит Крессиду остерегаться и не поддаваться искушениям:
Порою против нашей воли Мы демонами для самих себя Являемся и обуздать не в силах Ни слабостей, ни склонностей своих.
Когда Диомед приводит Крессиду в лагерь греков, вожди осаждающего войска один за другим встречают Крессиду поцелуями, и та, позабыв о недавнем грустном расставании с Троилом, уже способна шутить и игриво отвечать на двусмысленные остроты. Нестор сразу же замечает про Крессиду: "Ну и развязна ж!", а хитроумный Улисс еще более точно характеризует ее:
Как стол, накрытый для гостей случайных. Она добыча каждого пришельца.
В справедливости слов Улисса получает возможность убедиться Троил, когда он ночью попадает в лагерь греков. С присущим ему мастерством драматизма Шекспир создает изумительную сцену: на авансцене перед нами Диомед, соблазняющий Крессиду, в стороне стоят Троил и Улисс, а где-то позади Терсит. Мы слышим любовные речи Диомеда и Крессиды, сдавленный голос Троила, не верящего своим глазам, спокойно-рассудительные замечания Улисса и саркастические насмешки Терсита. Этот удивительный квинтет полон горчайшей иронии, здесь столкнулись разные градации чувств и мироощущений: искренняя страсть Троила, спокойная мудрость Улисса, лукавая чувственность Крессиды, наглая самоуверенность Диомеда и низменная озлобленность Терсита.
Уже готовая отдаться Диомеду, Крессида пытается, однако, играть роль неприступной скромницы. Тогда Диомед, которому это претит, делает вид, что хочет уйти. Он отлично понимает Крессиду и знает, что она не допустит этого. Ему лень играть в любовное ухаживание. К тому же он так уверен в себе, что не сомневается: Крессида будет добиваться его любви, стоит ему только показать, как она ему безразлична. И он не ошибается в своих расчетах. Троилу остается только наблюдать эту пародию на его ухаживание за Крессидой. Тогда она была скромна, сдержанна, недоступна, и понадобилась вся хитроумная тактика Пандара, чтобы преодолеть ее целомудренный страх. Теперь же Крессида, отбросив всякий стыд, сама молит Диомеда о взаимности. Приготовленная ею комедия женской добродетели, которая уступает лишь страстным настояниям, в один миг сменяется другой комедией: женщина, одержимая страстью, отбрасывает всякую видимость целомудрия и молит о ласках. Все это довершается тем, что Крессида дарит Диомеду нарукавник, оставленный ей на память Троилом.
Крессида еще не совсем забыла Троила. В ней жива память о чувстве, которое она питала к нему.
Шекспир удивительно тонко изобразил раздвоение чувств Крессиды и нарисовал картину такого душевного состояния, когда в сознании живо чувство долга, а человек поступает по велению импульса, зовущего к наслаждению.
Сначала Троил просто не может поверить тому, что он сам видел и слышал.
Он охвачен смятением, ему кажется, что рушится весь мир, рассудок мешается: где правда, где ложь? Рассудок говорит: то была Крессида; чувство отказывается верить: то была не она. Которая из двух Крессид настоящая: та, которая клялась в любви и верности ему, или та, которая только что дарила то же счастье другому?
О, если красота имеет сердце, А сердце клятвы свято соблюдает, А клятвы соблюдать нас учат боги, И если есть во всем закон и смысл, - Так это не она.
Но Троил заблуждается: у красоты нет сердца, и то была его Крессида. Так рушится тот идеал красоты, любви и чести, во имя которого Троил звал троянцев продолжать войну, - а вместе с ним и все некогда стройное здание миропорядка. Идеал не выдержал столкновения с жизнью. "Гниль в прекрасной оболочке" (V, 8) - этими словами Гектор определяет Ахилла, но они равно применимы и к Елене, и к Крессиде.
Красота оказалась гнилой, мудрость побеждена безрассудством, Гектор пал, а Троил потерял все - любовь, веру, смысл жизни. У него осталась одна цель, одна страсть: он даже горю не оставляет места в своей душе, живя одним желанием мстить и разрушать. Его ярость безгранична и не уступает гневу Тимона Афинского. Тимон умрет в своем бессильном гневе на человечество, задохнется от своей ненависти к мировому злу. Троил же будет топить свою ненависть в чужой крови.
Его враги - греки, осаждающие Трою. Оба стана противопоставлены друг другу с самого начала. Троя - последний оплот идеального рыцарства. Мы видели, что именно идеализм и подточил ее могущество, ибо то был идеализм безрассудный, слепой в своем преклонении перед идеалами, для которых жизнь уже не оставила места. Но вот перед нами лагерь греков. Здесь нет идеалистов. Они пошли походом на Трою, чтобы отвоевать свое и отомстить за оскорбление, нанесенное одному из них. Но, в сущности, они тоже вступили в войну "из-за юбки". Злая ирония в том, что честь Менелая их нисколько не волнует. Они сами охотно смеются над рогами, которыми его украсила Елена. Они готовы были бы прекратить эту войну, если бы троянцы уступили ту, из-за которой она разгорелась. Но, как мы знаем, троянцы упорствуют из принципа. И вот оба народа оказываются втянутыми в истребительную войну.
Раз нельзя покончить с этой безрассудной войной посредством мирного сговора, надо с ней покончить силой. Так решают вожди войска, осаждающего Трою. Все они- трезвые, расчетливые политики. Но их расчетам мешает одно - в своей политике они по-своему такие же идеалисты, как и троянские рыцари чести.
"Идеологом" греческого лагеря является Улисс, как "идеологом" троянского лагеря был Троил. Свой взгляд на вещи Улисс выражает в речи, которая стала почти столь же знаменитой, как монолог "Быть или не быть". Это знаменитый монолог Улисса о "порядке".
Он служил поводом для многих рассуждений критиков. В нем часто склонны видеть выражение социальной философии самого Шекспира, и на этом строят развернутые концепции мировоззрения великого драматурга. Мы отнесемся к этой знаменитой речи иначе. Для нас она прежде всего часть пьесы, мнение одного из персонажей о конфликте, в котором он является участником.
Как мы уже имели возможность заметить, Гектор тоже исходил из понятий о законе и порядке (II, 2). И он считает, что хаос начинается тогда, когда происходит нарушение закона и прав. Но в Трое взял верх Троил со своим нравственным идеалом, ставившим честь, а следовательно, индивидуальное своеволие, выше закона и права.
По-своему эта же проблема возникает и в лагере греков. Улисс выразительно определяет сложившееся там положение, когда говорит о том, что сколько в лагере шатров, столько же раздутых самолюбий, и каждый гнет свое, а тот, кто должен был бы их объединить, Агамемнон, не в состоянии укротить своих подчиненных. В связи с этим он и произносит свою знаменитую тираду о порядке и подчинении во всем мироздании (I, 3).
Улисс подкрепляет идеал иерархического сословного государства, основанного на подчинении младших старшим, низших высшим и т. д., ссылкой на строение всего мироздания:
На небесах планеты и Земля Законы подчиненья соблюдают, Имеют центр, и ранг, и старшинство, Обычай и порядок постоянный. ...Ведь если вдруг планеты Задумают вращаться самовольно, Какой возникнет в небесах раздор!
Вся эта космическая метафоричность нужна Улиссу для вполне реальной политической цели: восстановить единство и порядок в лагере греков, заставить всех подчиниться общей задаче, стоящей перед ними, - победить Трою. Между тем никто из греков об общем деле не думает, каждый преследует свои эгоистические цели.
Горячка зависти обуревает Всех, сверху донизу; нас обескровил Соперничества яростный недуг. Вот это все и помогает Трое: Раздоры наши - вот ее оплот, Лишь наша слабость силу ей дает!
Положение в лагере греков, осаждающих Трою, действительно таково и ни в малой степени не соответствует тому идеальному миропорядку, который рисует Улисс. Он и сам признает это.
Вся деятельность Улисса направлена на то, чтобы заставить греков отказаться от своих личных интересов и подчиниться власти. Улисс - апологет государственности. В его речах обнаженно выступает принцип подчинения личности государству. Он вовсе не такой уж архаичный защитник патриархальных начал, каким его иногда пытаются представить. Наоборот, мы видим в нем политика нового типа. Все его цветистые красноречивые рассуждения всегда имеют практическое назначение, они - средство его политики. Он выпускает несколько зарядов своей мудрости для того, чтобы поразить Ахилла, подавить его своим умом и заставить, наконец, сделать то, в чем нуждается греческий лагерь - пойти в битву (III, 3).
До сих пор мы слышали то, что можно назвать публичными речами Улисса. Послушаем теперь его, когда он рассуждает не столь торжественно, оставаясь наедине с Нестором. Речь идет о том, кого из греческих бойцов выставить против Гектора, пославшего гордый вызов. Вот как Улисс объясняет Нестору, почему не следует сразу выставить Ахилла против троянского героя, а для начала выдвинуть Аякса:
Покажем, Нестор, Как мудрые купцы плохой товар, Чтоб сбыть его скорее; а с хорошим Не следует спешить.
Вот где обнажается истинный характер Улисса. И чем, спросим мы, он не макиавеллист? Разве лишь тем, что не прибегает к силе. Допустим, оправданием ему служит государственная необходимость, но это и является типичным аргументом макиавеллизма! Он и в самом деле рассчитывает, как староватый купец. Если Аякс победит Гектора, это будет к выгоде, ибо умерит заносчивость Ахилла, который думает, что без него не могут обойтись. Но если Аякс будет побежден и падет в бою, - тоже не беда.
Спокойно примет каждый эту весть, Уверенный, что есть у нас герои Получше.
Улисс взвешивает шансы, как истый политик, для которого человеческие жизни - лишь пешки в большой политической игре. Думается, нет оснований предположить в характере Улисса качества, которые сделали бы этого человека настолько симпатичным Шекспиру, что он вложил в его уста свою философию.
Как ни странным может это показаться, не только Улисс выдвигался критиками в качестве персонажа, выражающего умонастроение Шекспира. В злобных шутках Терсита иногда также склонны видеть отражение взглядов драматурга.
Терсит - шут, совсем не похожий на остальных Шекспировских шутов. Всем им свойственно насмешливое отношение к людям, их поступкам, мыслям и чувствам. Их насмешливость иногда имеет в своей основе иронию, иногда скепсис. У Терсита все проникнуто злобой. Он полон злобного презрения ко всему миру. Люди, по его мнению, либо дураки, либо негодяи, либо и то и другое вместе.
Только на первый взгляд может показаться, что злобные сарказмы Терсита имеют нечто общее, скажем, с гневными тирадами Тимона Афинского. Негодование Тимона выражает огромную душевную боль за человечество, тогда как Терсит злорадствует по поводу несовершества мира и людей. Их отношение к жизни в корне противоположно. Терсит не любит жизнь и людей, Тимон расплачивается за чрезмерное доверие к ним. Если уж искать прямой параллели Терситу, то мы найдем ее в образе циника Апеманта в том же "Тимоне Афинском", но никак не в образе героя трагедии.
Мы расстаемся с Шекспировскими троянцами тогда, когда многое осталось нерешенным. Финал пьесы не содержит никакого прямого вывода, а тем более поучения. Нам предоставлено выбирать между благородным негодованием Троила, готового затопить в крови весь неправедный мир, и бездушным цинизмом Пандара, которому безразличны судьбы человечества. Он признается, что подцепил сифилис и не прочь уступить свою болезнь любому, кто пожелает.
Взгляд Шекспира не выражает ни один из героев пьесы. Великого художника следует искать не среди этих персонажей, предстающих перед нами на сцене, а в пьесе в целом, - в той смелости и выразительности, с какой раскрыл он перед нами мир, полный глубоких и неразрешимых противоречий. "Троил и Крессида", не будучи трагедией в формальном отношении (герой не погибает), все же является произведением глубоко трагическим по духу. Все, что по внешности здесь комично, в сущности совсем не смешно, а трагично.
Шекспир не предложил в "Троиле и Крессиде" никаких утешающих решений тех жизненных противоречий, которые он изобразил. В этом была своя логика. "Троил и Крессида" - драма о крахе иллюзий. Мог ли великий реалист закончить ее, предложив зрителю те же самые или какие-нибудь другие иллюзии? В этом отношении "Троил и Крессида" - произведение последовательное от начала до конца. Шекспир не позволил себе ни малейшего компромисса. В этом угадывается, может быть, его собственное умонастроение в годы, когда он создал свои произведения, полные глубочайшего трагизма.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://william-shakespeare.ru/ 'Уильям Шекспир'